Зарево зорь

Бальмонт Константин Дмитриевич

Напоследки

Вот и Осень золотая К нам приходит вновь. Гуще дымка, утром тая, И оделся лес, блистая, В листья, красные как кровь. Я бы думал, что весною Место для огня. А меж тем, как будто зною, Всей листвою расписною, Служит в осень головня. Раскутился напоследки Зорно-красный цвет. Лист ярчей, но листья редки, И паук, сплетая сетки, Чинит листьев рваный след. Как падёт рубин шуршащий В паутинный свод, Рухнет вдруг балкон

дрожащий, И на зимний сон, из чащи, Осень зодчего зовёт. Но паук, её не слыша, Протянул канат. Вот готова стенка, ниша, Скреплена узорно крыша, Ждёт гостей, любому рад.

Осень («Влага прохладною стала…»)

Влага прохладною стала. Вечером – где он, рубин? Зори – в мерцаньях опала, Облачки – полчища льдин. Осень серпом однозубым Сжала вплотную поля. Воздух стал жёстким и грубым, Сохлой листвой шевеля. Минуло красное лето, Спи же, цветов не ища. Хочешь ли красного цвета? Вот тебе листья плюща.

Высокая свеча

Широким шелестом шуршащий Океан, Паденье звёзд златых, снежинок Сентября, И вечер удлинил начётистый обман, Высокая свеча уменьшилась, горя. О, где вы летние – с зари и до зари – Прозрачно-светлые утра и вечера? Я памятки о вас нижу как янтари, А Ночь глубокая поёт: «Уснуть пора».

Четыре свечи

Мне снились четыре свечи в канделябрах старинных, Чтоб вылить их, пчёлы златые жужжали весной, И летом летали, касаясь расцветов долинных, И в улей запрятали, с мёдом, свой воск расписной. Высокие свечи различными были по цвету, Лазурный, и алый, и жёлтый, и белый был цвет, Свеча голубая светила и Маю и Лету, А Солнцу высокому рдяный светился расцвет. Пока же я спал, пауки заплели паутинки, И жёлтая, тихо дымясь, засветилась свеча, По небу безгласные тучки скользили как льдинки, И ласка луча для лица не была горяча. Когда же и эта потухла, в снежащемся воске Возникло четвёртое пламя, последний огонь, И мнилось мне, где-то скрепляли сосновые доски, И белый, весь белый, явился предсказанный конь.

Расцветали

Расцветали звёздочки сирени, И вдыхал ребёнок жизни их. Сад. Балкон. Заветные ступени. Птица в клетке, в детском сердце стих. Расцветали серьги золотые, Чашечки акации златой. Строки-кольца глянули, литые, Искры Солнца пали чередой. Расцветали алые гвоздики, От огня слепые лепестки, В сердце, знавшем песню, пели крики, Все миры откинулись в зрачки. Расцветали снежно иммортели, Отцветанья не было у них. И о них поют в горах метели, Лишь о них поёт тебе мой стих.

Купина

Купина огнепалимая, Это сердце здесь в груди, Как вошёл в огонь и в дымы я, Так назад меня не жди. Я горю в самосожжённости, В распаляемой печи, Чтобы яркие стозвонности Миру бросили лучи. Купина огнепалимая, И хранимая вовек, Всем сердцам, как светоч, зримая, Да не гаснет человек.

Кровь отдавший

Кровь

отдавший, ликом белый, Саван взявший, вот он спит, Неподвижный, онемелый, Пятикратностью пробит. Сколько чувств стенящим людям Ниспослала вышина, Всё, в чём были, всё, в чём будем, Светлый, принял он сполна. И во знаменье принятья Этой жизни, ввергнут в сон, На кресте, раскрыв объятья, Пятикратно он пронзён. Но, доверив долу тело, Свиток смертной пелены, Он велел нам мыслить смело, Дал печальным верить в сны. Льды разъяв потоком света, Солнце нежит небосклон, И – святой псалом Завета, – Слышим мы Пасхальный звон. Силен голос дней грядущих, Светлый праздник к нам придёт, Бог живой во гробе сущих Не обманет тех, кто ждёт. И цветок в саду раскрытый, Вторит звёздочкой цветной: – Вот я вышел, тюрьмы срыты, Бог любви воскрес – весной.

Весной

Весной истончаются льдины, Широкая плещет волна, И в сердце слова, что едины, Встают как расцветы со дна. Весною под пение птицы Рождается пение строк, Зерно из подземной темницы Встаёт как зелёный росток. В деревьях сокрытые струи Блестят как серёжки берёз, Под звон, в мировом поцелуе, Весной воскресает Христос.

Падшая-павшая

Ты упала – упала, Ядовитое жало Эту душу пронзало, И пронзило совсем. Ты лежишь помертвевшей, Но свечою зардевшей Я над жизнью истлевшей Возжигаю – Эдем. Ибо наши паденья, Как и наши взнесенья, Суть великость служенья, Миг кажденья Тому, Кто наполнил нас кровью, Повелел нам быть новью, Изъязвляться любовью, И не знать – почему.

Паруса

Красный парус в синем Море, в Море голубом. Белый парус в Море сером спит свинцовым сном. Синий парус взвился в вихре, закрутился вал. Чёрный парус, в час безветрий, тихо задремал. Много снов и много красок вижу в Море я. Много птиц над ним провеет в дальние края. Но всего красивей Море – зеркалом без дна. Счастлив тот, кому зеркальность истинно дана.

Опалы

В ладье

И в солнечной ладье, и в лунной, Мы долго плыли по волне. Рассказ об этом, полнострунный, Гребцами был доверен мне. Уж мы исчерпали земное, – И цвет, и колос, – навсегда. И нам остались только двое, Два бога, Небо и Вода. Вода, лазурная богиня, И Небо, звёздно-синий бог. Привет сердец тебе, Пустыня, Где нет следа, где гаснет вздох. В ладье и солнечной и лунной, Мы долго плыли по волне. И не смущал нас гул бурунный, И звон звучал струны к струне, Когда ж кровавого заката Пожар последний догорел, Одело призрачное злато Красивость наших стройных тел. И серебристою улыбкой Из мглы высот продлился луч. И в этой сказке лунно-зыбкой Я лунно-зыбко стал певуч. Доверясь только светлым далям, Мы – духи лунной полутьмы. И где вздохнём, и где причалим, Об этом знаем только мы.