Зарево зорь

Бальмонт Константин Дмитриевич

Пламя («Если пламя голубое…»)

Если пламя голубое Ты зажжёшь на алтаре, Вас, лелейных, в храме – двое, И лицо своё живое, Весь сияя как в заре, – До лазури наклоняя, Оттеняя ту зарю, Пламя синее впивая, Бог вещает: – Я горю. Я с тобою, земножитель, Мой молельник, мой святитель, Я с тобою говорю. Если ты зажёг молитву, Искры в пляску устремил, На горячую ловитву Я схожу под звон кадил. И ловлю я это пламя, И вздымаю дым как знамя, И вдыхаю жар души, Этот синий-синий ладан. Миг загадан и разгадан, К светлой цели поспеши. Что задумал, то случится, Счастье – верное твоё, Ибо синий пламень длится, Выпрямляясь как копьё.

Звёздная

грамота

Я дам тебе звёздную грамоту, Дорогою сделаю радугу, Над пропастью дней многогромною Твой терем высоко взнесу. И зори, со звёздами дружные, И зори рассветов жемчужные, Протянут свою полосу. Ты будешь во сне многосладостном, Душистом как нежные ландыши, Сквозистом как лес многолиственный, Росистом как ласковый луг. Ты будешь в слияньи и в пении, Мы будем в бессмертном мгновении, С лицом, обращённым на Юг.

Лучеизлом

Агни

Красные кони, красные кони, красные кони – кони мои. Ярки их гривы, вьются извивы, пламенны взрывы, ржут в забытьи. Ржут, что есть мочи, дрогнули ночи, конские очи – молнийный свет. Спят водоёмы, будут им громы, рухнут хоромы вышних примет. Жаркие кони, яркие кони, жаркие кони – кони мои. Топнут о камень – топнут – и пламень вырос и взвился проворней змеи. Звонки подковы, златы и новы, пышны покровы красных попон. В Мире – вещанье, капель жужжанье, резвое ржанье, хохот и стон. Белый – рождаясь, красный – взметаясь, весь расцвечаясь в пропастях дня, Я у порога Мрака-Зловрога. Знаешь ты бога? Видишь меня?

Взоры гор

Взоры гор – обсидиан, Дымно-лиственный туман, Мир сапфиров, срывный скат, Чёрно-блещущий агат. Чальчивитль-зеленоцвет, Взгляд травинок древних лет, Изумрудистый намёк На давнишний стебелёк. Гиацинт, и новый скат, Меж рубинами гранат, Фиолетно-бледный лист, Зори в море, аметист. Воссиявший через мрак, Нетемнеющий светляк, Разных радуг пересказ, Радость глаз, живой алмаз. Взоры гор – лучей раскат, Самоцветный светоч злат, Солнце в зёрнах и в кусках, В самородных рудниках. Бледно-лунная игра Колдований серебра, Украшение и звон Всяких стран и всех времён. Кровью тронутая медь, Топорами ей греметь, Чтоб размашисто убить, И железу уступить. Под железом – о, руда! Кровь струится, как вода, И в стальной замкнут убор Горный чёрный разговор.

Лучеизлом

О, бранная изломность линий, Военный стан пучины синей; Ход жизней, ждущих череды; Качание морской звезды; Иглянки, живоросли, жгучки, Существ лучистых мир; ряды Звере-растений; борозды Разорванность; плавучесть тучки; Глубинный небосвод воды; Лучистый камень, роговая Обманка, сложный строй хором, Где луч расходится с лучом; Вся хоть морей, всегда живая, Где слизь целует, жизнь свивая, И волны крутятся узлом; И из одной страны прозрачной К другой – светильник бивуачный – Прошедший луч – лучеизлом.

Тигр

Ты, крадущийся к утехам Растерзания других, – Ты с твоим пятнистым мехом, Я дарю тебе свой стих. Чунг – зовут тебя в Китае, Баг – зовёт тебя Индус, Тигр – сказал я, бывши в Рае, Изменять – я не берусь. Гимн слагая мирозданью, Тигром назвал я тебя, Чтоб метался ты за данью, Смерть любя и жизнь губя. Вот я вижу. Вот я слышу. Храм забытый. Тишина. На узорчатую крышу Чару света льёт Луна. Вот я слышу. Где-то близко, Бросив в храме переход, Меж кустами тамариска. Мягко, мерно, тигр идёт. К человеку от развалин, К человеку, к людям – вот, Безупречен, беспечален, Чуть ступая, тигр идёт. Стал. Застыл. Прыжок. Мгновенье. И лежит растерзан – там, Кто забыл своё моленье, Упустил

в веках свой храм. Так да будет. Приходи же, Из оставленных руин, Страх священный смерти, ближе, Лишь приносишь ты один. Кровь – тебе, как робким – млеко, Кровь – на долгие года, Потому что человека Ты готов терзать всегда.

Сказание

Родился Мир – из гнева. Вскрикнул Бог, И влага в изумлении застыла. И там, где – миг тому – был крик, напев, и вздох, Простёрлась горная безмерная могила. И между впадин, срывов, и вершин, Меж смолкшими гробами и гробами, В испуге поползла вода, как между льдин, Змеясь извилисто шуршащими волнами.

Жерло

Быть может, так. А может быть, не так. Есть Бог иль нет, – ведь мы не знаем твёрдо. Известно лишь вполне: Есть свет, есть мрак. Одна струна, – так значит нет аккорда, Раз цвет один, мы в слепоте цветов, И раз мы часть, – обманно всё, что гордо. Но часть ли мы в игре Первооснов? Иль, может, раз в начале было Слово, То Слово – мы, как мы – вся слитность слов? Одно в одном, без гибели и крова, Устало быть всегда самим собой, Быть цельным, Всем, не знать, что что-то ново. Одно в Одном, в пустыне голубой, В законченном, хотя и бесконечном, Без знания, что есть красивый бой. Одно в Одном, в предвосхищеньи млечном, Себя Собой введя в безмерный гнев, Возжаждало быть в вихре быстротечном. И вот раскрылся Мир, как вещий зев, Качнулась быстрота водоворота, И зазвучал разорванный напев. Распалось Всё на бесконечность Кто-то, Раздвинулось гудящее жерло, Встал дьявол Ум, легла в постель Дремота. Легла, и усмехнулась тонко зло, Явила обнажившиеся груди, И бытие в бездонность потекло. Помчались быстро птицы, звери, люди, Цветы, болезни, войны, божества, Все в нестерпимом жизнетворном зуде. Доныне эта пляска Солнц жива, На нашем также есть протуберанцы, И на планетах тоже есть трава. Повсюду бросив алые румянцы, Меж двух пределов, жаждущая Хоть Сплетает помрачительные танцы. И мы твердим, то – Дьявол, то – Господь, Окружный Змей свой хвост загнутый гложет, И грезит о душе земная плоть. И всех, всегда, один вопрос тревожит, Но некому тот камень раздробить: Что ж, наша жизнь – есть доброе Быть Может? Иль яркое и злое Может Быть?

Непреложность

Жерло, бросающее лаву, И хищный, цепкий, меткий зуб, Вы существуете по праву, Как стих, венчающий октаву, Как камень, вправленный в оправу, Как поцелуй румяных губ. И если б в гамме Мирозданью Рычащий замолчал бурун, И если б не был дан страданью Его размах, как звон – рыданью, Мы сами б в Ад пошли за данью, Чтоб звонче было пенье струн. Когда ж свершим мы непреложность, Пройдя ступени всем путём, Мы окуём в себе тревожность, И будет цельный Рай возможность, Но, раздробив опять Всебожность, Мы пляску атомов взметём.

Нежность мира

Нежность Мира? Хобот. Клык. С корнем вырванный язык. Гвозди, вбитые – не в тёс, А в глаза, где розы слёз. Нежность Мира? Цепкий клюв, Что скрипит – попав, рванув, Жить лишь может – разорвав, Нежность Мира есть удав. Чтоб построить материк, Миллионный вызвать крик, Тело к телу, этажом, Зубом, взглядом, и ножом. Строй людей, зверей, и рыб, Травы, птицы, слои глыб, Тело – к телу, дом – на дом, Встанет остров здесь горбом. В пляску чисел и нулей Кровь и желчь обильно лей, Сноп веков нагромождай, Создан Рай, потопим Рай. Закрутим вверху болид, Пусть он праздник озарит, Жатву, Море, собирай, Создан Рай, потопим Рай. За болидом – вниз, болид, Светоч красных Атлантид, Хор вулканов, начинай, Создан Рай, потопим Рай.