Затмение: Корона

Ширли Джон

— Я же попал, разве нет? — отозвался Торренс, пожав плечами чуть резче, нежели следовало. Роузлэнд уже заметил, что Торренс может быть агрессивен.

— Некоторыми пулями вы попали, а некоторыми — нет, — сказал отец Леспер. — На сегодня достаточно. Идёмте.

Его ряса мягко зашелестела по каменным плитам пола. Он выключил прожекторное освещение, истерзанное пулями пугало утонуло во мраке. В подвале слегка пахло канализацией и минеральными растворами. И порохом.

Леспер склонился к Торренсу, негромко заговорив с ним в явной уверенности, что Роузлэнд их не

услышит; но шёпот отдавался в каменной шахте устрашающе громко.

— Для вас нет добрых вестей. Вероятно, вас идентифицировали. Им неизвестно, где вы, но они знают, кто вы. И знают, на кого вы похожи. Они связали вас с убийством Ле Пена. Вероятно, пора вам...

Он заколебался.

— Я не могу покинуть город, — сказал Торренс. — Если я так поступлю, люди наподобие Пазолини... — Он не закончил фразы и только покачал головой.

— Я не предлагал вам покинуть город. Мы не можем вас отпустить. Я предложил бы, однако, изменить внешность.

— Таких хирургов тут маловато.

— Решать вам, но... не обязательно прибегать к их услугам.

Роузлэнд почувствовал, как у него кишки сводит судорогой при одной мысли. Леспер крутой перец для священника, что уж там. Господи! Этот поп намекает Торренсу, что изуродовать себя — единственный разумный выбор...

Торренс ответил:

— Если понадобится.

Голос его был лишён всякого выражения.

Леспер пожал плечами.

— Вы правда считаете, что это имеет какое-то значение? Вряд ли кому-то из нас осталось жить дольше года.

Роузлэнда теперь совершенно не беспокоила такая перспектива. Она казалась ему единственно приемлемой, идеально подходящей.

(Вспышка воспоминаний: арка егернаута возносится над Двенадцатым центром переработки...)

Леспер продолжил:

— Вы обязаны понять. Клаус отправит на ваши поиски Ненасытного. Он и не такое разнюхает. Этот человек, Ненасытный, немец, он вырос в Аргентине и Гватемале — его двоюродный дед был офицером СС, а дед — активистом гитлерюгенда. Его имя Гиссен, но все зовут его Ненасытным. Он и не такое разнюхает.

Вокруг открылось пространство обширного, скудно освещённого зала. Здесь их шаги зазвучали иначе. Помещение было просторным, очень длинным, до оплетённого трубами потолка — этажа три высоты. Подземелье, но не пещера; стены скрыты изоляционным материалом, увиты проводами, на втором и третьем этаже стоят пластиковые ящики и какая-то загадочная машинерия: старые динамо-машины и заводские прессы. Ящики и поверхности, металлические и покрытые изоляционным материалом, словно бы в солнечных ожогах от красных и жёлтых пятен. Это были пятна краски, разбрызганные при близком выстреле.

— Что это такое? — спросил Роузлэнд.

Торренс сделал широкий жест, размышляя, как показалось Роузлэнду, скорей о том, за какие заслуги человек может получить кличку Ненасытный.

— Это подземный склад системы убежищ на случай ядерной атаки в деловом центре города, — сказал Торренс. — Ящики в основном запчастями для водопровода забиты. Про них все забыли.

— Пожалуйста,

пройдитесь немного, — вежливо обратился к Роузлэнду Леспер, — осмотрите это место.

Зачем? удивился тот. Но сделал несколько шагов по тёмному холодному залу, огляделся. Вокруг раскинулся лабиринт бесполезного мусора, очерченный неясными тенями. Почему-то он представил себе, что находится на крупном вокзале.

— А для чего оно нам? — спросил Роузлэнд. — Это какое-то укрытие или?..

Отовсюду вокруг из мрака появились вооружённые люди; щёлкнули винтовки и автоматы, нацелились на него. В грудь и голову. Незнакомцы прятались между ящиками и старым оборудованием, не далее как в шести футах.

Роузлэнд оцепенел, крепко стиснув автомат.

— Отвечаю на твой вопрос, — сказал Торренс, подходя к нему со спины. — Это тренировочная база.

Он кивнул партизанам. Те опустили оружие.

— Ты будешь тренироваться вместе с ними.

Остров Мерино, Карибы

— В Госдепе кому-то крепко просраться дадут, — сказал Уитчер. Смок с трудом слышал его голос за рёвом самолёта. — Наверняка не в курсе, что с тобой Хэнд. Должны же понимать, что за бомбёжку острова, откуда идёт прямая трансляция американского телеканала, их по головке не погладят.

— Отнюдь не обязательно, — ответил Смок.

Они с Норманом Хэндом сидели в крохотном пассажирском отсеке самолёта, пока Смок говорил с Уитчером по телефону. Хэнд сильно нервничал. Экран телефона, вделанный в спинку кресла, Смок включать не стал, чтобы не показывать Хэнду, с кем говорит.

— Они потянут за какие-нибудь ниточки, отбелят своих, скажут, что Хэнд-де якшался с этими «пуэрториканскими коммунистами».

Ответ Уитчера последовал после заполненной помехами паузы. Уитчер говорил по спутниковому каналу через маршрутизатор из своего безопасного имения на Кауаи, отделённого от Мерино континентом и океаном.

— Если ты прав, то мы попытаемся остановить их, как только сможем... Но не исключаю, что будет уже поздно... Кто... Так, мы взяли след. Извини, я пошёл.

Смок покосился на Хэнда и заметил, что костяшки пальцев репортёра на подлокотниках его кресла побелели. Хэнд смотрел в исцарапанный иллюминатор; Смок заглянул ему через плечо. ВПП располагалась почти у пляжа, и отсюда было видно, как над морем, недалеко от горизонта, кружат серые птички — американские истребители.

— Почему мы не улетаем? Я бы лучше тот гребаный хоппер...

— Он бы не прилетел, — в очередной раз пояснил ему Смок. — Это же гражданские. Они бы послушались предупреждения диспетчерской службы.

Он думал про Алюэтт: как хорошо, что девочку увезли в числе первых. Он переживал за островитян. Те попрятались в убежища на случай урагана, далеко от базы НС, но артиллерия американского флота крайне неточна; умные ракеты так часто глючат, что их и умными-то называть стыдно — контракторы разворовывали большую часть выделенных Пентагоном средств.