Затмение: Корона
Шрифт:
— Срань Господня, — выдохнул Хэнд, прижавшись лицом к стеклу. — Господи. Мы следующие.
Смок качал головой, по лицу его катились слёзы.
— Нет. Мы, скорее всего, уже вне их досягаемости. Они не сбили ни одного самолёта, пилотируемого человеком.
Он чувствовал себя так, словно его заперли в летящей стальной клетке, а в это время поддельный Смок снаружи ведёт светскую беседу с надзирателем.
— Мы вправду от них ускользнули? — вымолвил Хэнд. — Без единой царапины?
Смок поморщился. Без единой царапины? Десятки его братьев и сестёр разодраны на ошмётки. Без единой царапины, скажешь тоже.
Ему казалось, что он сам обязан был умереть вместе с ними. Он радовался, что не умер, и ненавидел
— Шансы велики, — сказал он, прокашлявшись. — Но... Не выпусти мы обманок, сейчас погибли бы...
— И куда теперь? — спросил Хэнд. — А меня куда?
— На мексиканскую базу, — произнёс Смок отсутствующим тоном. Перед глазами у него всё ещё стояла, точно спроецированная на стекло иллюминатора, хризантема из дыма и пламени, сожравшая второй транспортник НС. Она напоминала ему центральный элемент погребального венка. — Если хотите, отправляйтесь своей дорогой или летите с нами, мы вам покажем кое-что интересное.
Глупо это. Стоило бы увлечь Хэнда с собой, настоять на своём. Но у него сил не было спорить.
Вернулась старая неуверенность в реальности происходящего; он снова перестал понимать, кто он и что важно, а что нет. Он видел теперь, что пропасть безумия, обуявшего Смока в начале войны, не так уж и отдалилась. Когда штурмовики ВА выкрали его и подвергли пыткам, он сломался. Видя, что творят, разрывая на куски ещё не остывший труп европейской цивилизации, шакалы-нацисты, Смок надломился ещё сильней. Стейнфельд и Остроглаз спасли его и собрали воедино. Однако надлом никуда не делся, он был подобен усталостной трещине на стальной опоре. Возможно, на опору слишком сильно давят. Возможно, она снова готова надломиться.
Несколько партизан плакали. Кто-то потерял друзей, кто-то — любимых или родственников. Кто-то просто утирал слёзы от горя, сломленный зрелищем мгновенной смерти шестидесяти четырёх человек, точно мошек под набрызгом инсектицида. Точно вредителей. Дунули на них, и не стало их.
Смок поднялся. В двух рядах позади сидела доктор НС; кряжистая филиппинка в очках, белом халате и редкой здесь армейской куртке. Она только закончила блевать в пакет, когда Смок добрёл к ней по проходу. Сражаясь с инерцией от ускорения самолёта, Смок наклонился над её креслом и выговорил:
— Дай мне что-нибудь.
Стейнфельд не стал бы просить транквилизатора, подумал Смок. Стейнфельд бы не выказал своей боли так открыто. Он бы ходил тут, утешал остальных, помогал им преодолеть собственные страдания. Он крепче и лучше меня умеет заботиться о других; его нам сейчас и не хватает. Но я не Стейнфельд.
Доктор кивнула, застегнула пакет, вытерла рвоту с губ и слёзы с глаз, вытащила из кармана бутылочку с пилюлями, одну проглотила сама, а ещё одну отдала Смоку.
— Но не принимай этого, если тебе надо головой поработать.
— Да кто, чёрт побери, сейчас вообще способен головой работать? — пробормотал Смок, проглотил пилюлю и сел.
Выдержка из психологической характеристики Патрика Баррабаса, 21, подданного Соединённого Королевства, взята из файлов Второго Альянса:
Баррабас, как это обычно для британцев, одержим классовыми вопросами. Вероятно, сильнее многих. Он костерит классовые барьеры и часто упоминает обещания старой нацистской партии снять все межклассовые препоны, создав гомогенное общество коренных европеоидов. В этом смысле он лицемерен: по происхождению, кажется, из кокни, но тщательно поработал, изживая акцент представителя низшего класса, и обычно говорит как типичный яппи. Безоговорочно и твёрдо убеждён в изначальной неполноценности низших рас, однако настаивает: Не то чтобы я считал необходимым геноцид.
Примечание для Уитчера: Американский психолог, который беседовал с Баррабасом и составил вышеприведённый отчёт, недавно отстранён коллегами от занимаемой должности за публикацию расистской статьи под названием Социобиологические основания европеоидной императивы.
Суиншот, Англия
Патрик Баррабас маршировал по болотистому полю с двенадцатью другими бойцами. Они двигались тесной шеренгой за своим американским наставником. Баррабас был молод, невысок, мускулист. Ростом пять футов и четыре с половиной дюйма [23] , немного комплексовал из-за этого. Выглядел неплохо: светло-синие глаза, волнистые каштановые волосы, красивые мужской красотой черты...
23
Около 164 см.
— Тебе бы звездой цифроТВ заделаться, — говорила ему крайняя подружка. Это немного льстило ему.
Он носил чёрную форму интерна ВА без знаков различия и зелёные пластиковые сапоги пехотинца. Его вооружили автоматом ВА «Егер-Марк-3», из новых, «умных», со специальным наступательным режимом огня, микропроцессорной целеселекцией по инфракрасному излучению и детекторами физического состояния бойца, которые предупреждали того о перегреве или усталости. Но аккумулятора или боеприпасов пока не выдали, а жаль.
Баррабас понемногу свыкался с Суиншотом, хотя условия тут были спартанские. Суиншот, к северо-западу от Саутгемптона, походил на былой спокойный городишко не более, чем полураспавшийся труп на здоровое тело. Новосоветчики в Англию почти не совались, ограничившись бомбардировками пары военных объектов. То ли военная разведка что-то напутала, то ли система целеселекции сплоховала, а Суиншот тоже попал под ковровую бомбардировку. И, по иронии судьбы, уцелели только те сооружения, какие и можно было считать стратегически важными: почтамт, городская ратуша, полицейский участок. Школа, больница, дом престарелых, большинство домов — все оказались стёрты с лица земли. Одна из церквей тоже уцелела, хотя и наполовину обрушилась. Выживших горожан переселили.
Уцелевшие здания, кроме церкви и ратуши, оставались необитаемы. В ратуше же обретались сотрудники компании, которая нашла неофициальное, но важное применение подвергнутым бомбёжке территориям вокруг Суиншота. Была это Международная корпорация охранных услуг «Второй Альянс».
Патрик Баррабас работал на них и проходил курс тренировок... сколько уже времени? Маршируя в тумане, он развлекался попытками подсчёта. Примерно восемь недель, получается. Работа ли это? Больше похоже на тренировочный военный лагерь, подумал Баррабас. Но ему начинало нравиться.