Затмение: Корона
Шрифт:
Голос Торренса был лишён уверенности.
— Нельзя же позволить этому продолжаться, — сказал Роузлэнд.
Торренс кивнул.
— Мы сильно рискуем, но... — Он вздохнул. — Возможно, способ есть. У нас тут один чувак думает, что ему под силу хакнуть егернаут. Можно было бы заблокировать егернаутом ВАшников-резервистов, и это позволит эвакуировать узников в... — Он пожал плечами. — Не знаю.
Егернаут. Роузлэнд воспрянул духом при этой мысли. Божественная справедливость. Давай, подкинь Торренсу идею.
— Это может сработать. А заодно мы одержим пропагандистскую победу... Егернауты — их символ. Ты пойми, мы после этого втрое больше рекрутов
— Большинство спасённых к бою будет непригодно, — ответил Торренс. — Им потребуется медицинская помощь. Перетащить их всех в безопасное укрытие — логистически кошмарная задачка. Попытаемся доставить их в натовский госпиталь и убедить врачей...
— А как с ВАшниками быть?
— Ударим по ним в момент смены вахт. Они сменяются все разом — и мы их на этом поймаем. Все, кроме двоих, как сейчас, будут вместе. Мы большую часть их срежем бронебойными, они даже открыть ответный огонь не успеют. Нельзя допустить, чтобы нас тут осадили. Надо работать быстро.
— А как насчёт тех двоих наверху?
— Я предложил бы угостить их из ПЗРК.
— Отсюда? Он ударит по крайней мере полуэтажом выше. Убьёт и узников тоже.
— Ничего не поделаешь, — сказал Торренс без тени смущения. — У нас нет времени испытать другие методы. Иначе мы разворошим весь гребаный муравейник...
— Но они всё равно напугаются, — ответил Роузлэнд, — а от взрыва им станет ещё хуже. — Он чувствовал, что несёт чушь. Тривиальную херню. Трудно было пояснить Торренсу, почему это так важно. — Они же видели, что случилось с Двенадцатым ЦП...
— Мы заберём выживших, — сказал Торренс. — Выбора у них нет.
Роузлэнд кивнул.
Мало у кого на свете есть выбор, подумал он.
И понял, что боится смерти. Он перестал бояться смерти с тех самых пор, как пошёл на прорыв из Двенадцатого центра. То, что там происходило, было хуже. Там люди каждый день умирали — в том числе психологически. Их убивали. Смерть представлялась облегчением.
Он устыдился этого страха — потому что испуг означал, что ему снова захотелось жить. Устыдился, ибо помнил, что случилось с Габриэль; что вытворяли с детьми — утаскивали волоком на его глазах, избивали, оставляли умирать от холеры без единой таблетки, хотя бы аспириновой.
У него свело кишки от омерзения к самому себе — за то, что он один выжил. Он подумал о своей матери — вспомнил, как та фактически покончила с собой, когда папа умер. Она была здорова, но отказывалась есть и таяла на глазах. Она дала пневмонии себя сожрать. Отдавая себе отчёт в том, что делает.
— Прости, — пробормотал он.
— За что? — обернулся Торренс, пронзив сумрак острым взглядом.
— Неважно, — пробормотал Роузлэнд. — Я просто думал вслух.
Он посмотрел через щели на здание ЦП. Торренс несколько мгновений наблюдал за Роузлэндом.
— Давай-ка сматываться, пока они теплосканер не включили. Они тут время от времени этих гребаных птичек рассылают, проверить тёплые пятна.
— Давай.
Они поползли обратно тем же путём, каким явились, в мусорном туннеле.
Окрестности Тихуаны, Мексика
Жером-X устал сидеть взаперти. Немногим приятнее, чем в долбаной тюряге.
Не то чтобы снаружи его ожидало что-то более приятное. Но, блин, как же хочется хоть раз прогуляться. Он знал, что это за место: углядел из самолёта. Вдалеке, милях в четырёх, начинался город Тихуана. Трущобы, заброшенные коттеджи, мусорки. [25]
25
Тихуана и Сан-Диего в американском штате Калифорния хотя формально и разделены границей, но фактически образуют один мегаполис; через трущобные пустынные районы Тихуаны проходят постоянные потоки нелегальных иммигрантов и контрабандистов из Мексики в США, по некоторым оценкам — свыше пяти миллионов человек ежегодно.
Вокруг ранчо даже кафушки, блин, не было.
Ранчо. Странное место для старого онкотерапевтического спа: Уитчер приобрёл его и переделал под базу НС.
Жером-X сидел в кресле на колёсиках под кондиционером в аудитории с кирпичными стенами. Им всем тут приходилось сидеть в таких странных креслах, старых и ржавых. Они остались на ранчо от прежних владельцев.
— Если и не был ты калекой, прежде чем сесть сюда, — пробормотал он, обращаясь к Боунсу, — то наверняка станешь, как следует насидевшись.
Боунс — тощий, флегматичный, словно зомби, негр из гетто — один раз качнул головой, улыбнувшись, но не поддержал шутки. Молчи и внимательно слушай, означало это.
Семеро студентов, включая Жерома-X и маленькую девочку, слушали инструктора Беттину. Беттина была негритянка шести футов ростом [26] , носила растафарианскую причёску и весила, по оценке чипа, триста пятьдесят фунтов [27] . Несмотря на кондиционер, она обильно потела в своём принтерном платье. Розовое, от «Tuffpaper»: дешёвая марка, для туалетной бумаги такие же узорчики применяют. Под мышками платье понемногу расползалось от пота, закручиваясь с краёв розоватыми червячками синтетической ткани.
26
Около 183 см.
27
Около 160 кг.
Когда Беттина прохаживалась перед голографическим иллюстратором, пол содрогался. Ногтевым курсором негритянка выделяла важные моменты, объясняя компьютерную премудрость подполья с резким новоорлеанским говором.
Голостратор в первые несколько дней всецело занимал внимание Жерома-X. Включаясь, аппарат напоминал парящую над полом астролябию из прозрачных неоновых линий, диаметром около шести футов. Трёхмерные курсоры медленно двигались по глобусу геометрически правильными стайками, напоминавшими скопления светлячков, но стоило появиться светоносным числам, как симметрия сменялась асимметрией.
— Компьютерные вирусы, — объяснила Беттина в первый день, — и так называемые «ленточные черви» получили своё название от вредителей в конце двадцатого века...
Несмотря на значительные успехи криптоалгоритмов и строгое разделение прав записи для разных типов данных, только параллельное программирование до сих пор успешно сопротивлялось предательским вирусным программам, блюдя кибернетический иммунитет. «Чистая» система машин второго и третьего уровня, подключённых к мейнфрейму первого уровня, на котором выполнялись целевые программы.