Затмение: Корона
Шрифт:
Странные люди, честно говоря. Умные, а как бы иначе удалось им такую махину раскрутить? ЧВК, политическая организация и религиозная структура в одном флаконе. МКВА в Штатах засыпалась, но в Англии влияния не утратила и в открытую размещала рекрутерские ролики на ВВС, как самая обычная фирма.
Когда Спарки предложил ему завербоваться в МКВА, Баррабас решил, что там нанимают охранником. Скучновато, конечно, ну а что поделать. Но потом оказалось, что в МКВА на всякую жопу паяльник найдётся...
Нельзя вот так просто взять и прислать резюме, как другим. Само по себе это уже странно, учитывая,
Он маршировал через руины в составе настоящей частной армии, итить-копать.
Он не попал на службу к натовцам — но оказалось, что это был счастливый номер в лотерее: не закончись война, его наверняка уже убили бы. А когда война закончилась, он почувствовал иррациональную растерянность. На такой войне шансы выжить невелики. Сотням тысяч не повезло. Вместе с тем, как бы глупо это ни звучало, выжившие стыдились, что выжили. От этого ощущения избавиться было нелегко.
Ему теперь стало лучше, и он маршировал через утренний туман вместе с остальными, держа шаг. На востоке поднималось солнце, сдувая туманные метёлки с продырявленной крыши старой церквушки. К югу, за невозделанным полем ржи, мрачно маячили усаженные омелами деревья, и могло показаться, что там, в инеисто-седой мгле, ещё прячется ночной сумрак.
— Баррабас, я кому говорю! — рявкнул Макдоннелл. — Смотреть прямо перед собой! Я тебе разве не говорил, чтоб ты не смел глазеть на хренов пейзаж, чмо ты недоделанное?
Краснолицый, похожий на свинью американец (стрижка под горшок, рот почти безгубый) теперь трамбовал болото шаг-в-шаг с отрядом Баррабаса. Баррабас не обижался. Он обожал американского наставника, пускай тот и был урод. Ему казалось, что он в кино про морских котиков.
Баррабас, подавив усмешку, уставился прямо перед собой. Ему нравилась эта «работа», определённо нравилась.
— Баррабас, ты обязан стать частью превосходно настроенного механизма! Будешь глазеть по сторонам — ни хера не сделаешь, как надо, ты понял, сученыш? Ты за кого нас тут принимаешь, э? За компанию на пикнике? За гребаную богему? За сраных анархистов? Ты часть отряда, Баррабас! Не научишься работать в команде, тебя гребаные партизаны в спину пристрелят!
— Мы тут всегда разрознены, — говорил Торренс. — Мы работаем в команде, это да, но обязаны действовать по возможности автономно, потому что нам часто приходится выполнять независимые задания. Нас немного. Ваша решимость справиться с заданием подпитывается чем-то глубоко личным, не так ли?
Роузлэнд молча кивнул. Всё верно.
Роузлэнд и прочие проходившие тренировку новички — в основном французские евреи, но также алжирские иммигранты, пара американцев, израильтянин, застрявший во Франции, и голландка, — полукругом сидели на холодном полу в кольце света от лампы, а перед ними читал лекцию Остроглаз.
— Основополагающие принципы нашей военной стратегии, однако, будут по необходимости скрыты от вас, — продолжал Торренс. — Информация о местонахождении конспиративных квартир, складов с оружием, наблюдательных постов, личностях связных — тоже. Вы узнаете ровно столько, сколько необходимо. Это из-за экстракторов. Экстрактор способен извлечь информацию напрямую из вашего мозга на электрохимическом уровне, хотите вы того или нет. Экстракторы дороги — у них не всегда такой прибор под рукой. Поэтому, если экстрактора нет или ваша нейрохимия препятствует его использованию, к вам будут применены пытки. Некоторые устойчивы к экстракции, но к пыткам — никто. В конце концов расколется каждый. Не бравируйте своей отвагой.
Он сделал паузу и отхлебнул кофе из синей пластиковой фляги.
— Мы утаиваем от вас, что можем, но вы уже знаете много такого, что способно нам повредить. Вы знаете Леспера: он ценный для нас человек. Он навешал им лапшу на уши и создал себе репутацию коллаборациониста. Расиста, энтузиаста Национального Фронта и Партии единства. Он вхож к самому Ларуссу. Но вы про него знаете, потому что он участвует в тренировочном процессе. Вам не разрешено упоминать его имя за пределами тренировочной базы: не все бойцы НС знают Леспера; вы знаете, потому что вы в кадровом резерве. Вы — арьергард. Леспер станет вас использовать, направлять вас — мы с Леспером будем отряжать вас на особые задания. Вас выбрали, потому что вы сильно мотивированы психологически.
Но почему, удивился Роузлэнд, так необходимо участие Леспера? Если он ценный кадр, пускай перепоручил бы эту миссию кому-нибудь ещё и оставил бы в тайне своё участие в НС.
Роузлэнд продолжал размышлять о Леспере и наконец додумался. В действиях Леспера нечто особенное: с него будто кандалы спадали. Он высвобождал накопившееся напряжение, и ему это было нужно, чтобы сохранять равновесие.
Роузлэнд понял, что Леспер сам настоял на участии в тренировках. Таким образом он берёг себя от безумия: он ведь вынужден был заигрывать с нацистами, может, даже косвенно участвовать в геноциде. Леспер глубоко человечен. Сознательность привела его в подполье НС; она же вынудила его изображать чудовище.
Под каким же прессом они работают! с уважением подумал Роузлэнд.
Было нечто ужасающее и прекрасное в их самопожертвовании, в единстве противоборствующих групп. Роузлэнд — американский еврей. Леспер — французский католический священник. Остальные — мусульмане; исторический конфликт мусульман и евреев на Ближнем Востоке ещё не остыл в расовой памяти. Но мусульмане, католики и евреи объединялись во имя душевной потребности выполнить взятую на себя миссию. Их сплавлял в единую организацию моральный императив, укоренённый в человеческой общности глубже всех этих различий.