Затмение: Корона
Шрифт:
— Наш спонсор, — начал Стейнфельд, имея в виду Бадуа, — пожелал воздержаться от видеосвязи. Он слишком параноидально настроен — а может, просто мудрей меня. Но всё в порядке, он с нами. Я получил деньги. Думаю, он окажет нам и силовую поддержку для определённых действий...
За вычетом лагов на пересылке сигнала, остальная часть конференции свелась к:
— Смок, ты слышишь нас обоих?
— Так точно.
— Стейнфельд?
— Ага.
— Стейнфельд, ты уверен, что наша беседа не прослушивается?
— Если только кем-нибудь из наших врагов не достигнут
— Ладно, поехали, — сказал Стоунер. — Мне нужно с вами поговорить кое о чём. Смотрите. Если Спонсор действительно нас поддержит, то Уитчер нам не нужен. Верно?
Стейнфельд помедлил с ответом. Изображение заполосило и на миг расплылось (наверное, какая-нибудь солнечная вспышка навела помехи на этой волне), словно телеэкран подчеркнул этим его неуверенность. Потом стабилизировалось, и он кивнул.
— Да. Мы всегда можем рассчитывать на Уитчера, но теперь, полагаю, на крайний случай обойдёмся и без него, не утратив эффективности. А что, там поплохело?
— Угу, — сказал Стоунер, — поплохело. Я практически уверен, что Уитчер утаивает от нас разведданные.
— Это не обязательно означает, что он скрывает от нас информацию из злого умысла, — возразил Стейнфельд. — Возможно, он боится экстракторов.
— Каких ещё экстракторов? В Колонии? Сомневаюсь. Впрочем, я уже в курсе. И знаете что? Этой информацией он совершенно точно обязан был поделиться.
Стоунер задумчиво воззрился на свой напиток. Прямая видеосвязь с Землёй обходилась дорого, и системное время не следовало тратить впустую, но он подбирал нужные слова.
— Он вышел на одного из наших технарей и предложил ему крупную сумму за частный заказ. Установить трансмиттер, который бы управлялся из каюты Уитчера. Он заплатил этому парню за выход в космос и работы по установке коротковолновой антенны — теперь он может при необходимости получать и передавать информацию независимо от наших основных приёмников и излучателей... Ну, техник поразмыслил и сходил к Паркеру. Расс Паркер — местный начальник СБ и помощник Админа. Паркер поделился со мной. Я ему сказал, чтобы немножко подправили антенну... и чтобы Уитчер не узнал, как именно.
— Ты за ним шпионил? — спросил Стейнфельд. — Это достаточно рискованное занятие. Если он пронюхает, а мы останемся без спонсора...
— А кто его знает. Я просто не устоял.
— Ты всё ещё до мозга костей цэрэушник, Стоунер, — заметил Смок.
Стоунер гневно зыркнул в камеру на Смока. Это не был комплимент.
— Что сделано, то сделано, — сказал он. — Я перехватил переговоры с вице-президентом его компании насчёт определённых расследований, которые проводятся там. ВА нанимает экспертов по генной инженерии вирусов. Уитчер связался с ними и попросил поделиться с ним спецификациями...
— У меня такое впечатление, что он работает для нашего же блага, — заметил Стейнфельд. — Мы и так уже беспокоились насчёт биологического оружия фашистов.
— К чему же такая секретность? Его передача ничуть не безопасней наших. Мы с Паркером...
Стейнфельд пожал плечами.
— Он параноик.
— Я так не думаю, — сказал Стоунер. — Это противоречит моему опыту. Опыту сотрудника ЦРУ.
— Ладно, продолжай наблюдение, — ответил Стейнфельд. — Если хочешь. Риски...
— Возможно, — сказал Смок, — его следовало бы допросить на экстракторе. Если дойдёт до этого.
— Ты сдурел, Смок? — спросил Стейнфельд. — Уитчера?
— Я всегда подозревал, что у него какие-то свои цели, — сказал Смок.
— Возможно, он играет и чёрными, и белыми, — добавил Стоунер, — против какой-то третьей силы. За НС против ВА — по каким-то причинам. Может, просто выгоды ищет для своего бизнеса.
— О нет, — возразил Стейнфельд. — Ты его не знаешь. Он идеалист, хотя и странноватый. Если он играет за нас против них, на то есть нематериальная причина.
— Тогда я её выясню.
— Да. — Через тысячи миль пустоты в тоне Стейнфельда слышалось сожаление. — Выясни.
Женская эмансипация на Земле, думал Расс Паркер, штука регионально специфичная. В большей части Штатов и европейских стран это дело обычное, на Ближнем Востоке и в некоторых частях Индии — редкость, что неудивительно, ведь там же наблюдались и самые скверные формы угнетения женщин. Недавно суфражистки с удивительной лёгкостью завоевали Африку — во многом, вероятно, стараниями первой негритянки-президента Южной Африки и председательницы Африканского Национального Конгресса.
Но в Техасе, откуда происходил Паркер, с этим дело обстояло туго.
Паркер верил в женское равноправие, но уживаться с ним почему-то не умел. Поэтому напористый подход Клэр сбил его с толку. Смутил.
Хотя нельзя сказать, что ему не понравилось, когда она схватила его в объятия, крепко поцеловала в губы и обвила ногами бёдра.
Конечно, он понимал, к чему она клонит. Они много говорили по дороге туда. Он рассказывал про свою прежнюю подругу на Земле, она — про Торренса. Расс полагал, что обмен впечатлениями об экс-возлюбленных — неплохой способ наладить новые отношения, не беря быка сходу за рога. А для Клэр это стало чем-то вроде исповеди — она виноватила себя за Торренса. За то, что прогнала себя от него. Разговор об этом, признание вины вслух, он расценил как попытку оправдаться — авансом.
Через десять минут невесомости они замолчали. Звуковая система играла музыку японского композитора Танаки: широкие раскаты синтезатора и вечные кафедральные хоралы сплетались воедино, пронизанные мягким, но настойчивым перкуссионным импульсом желания, подавленного либидо. Он наблюдал, как Клэр изящно разворачивается в воздухе, подобно восточноевропейской гимнастке-чемпионке: движения её прокручивались у него перед глазами, будто в замедленном повторе — ни одного лишнего изгиба тела, безукоризненная интерпретация музыки, лишённая самодовольства и навязчивого позёрства. Он наблюдал за балетными взлётами и падениями её грудей, следил за плавными движениями в воздухе...