Затмение: Полутень
Шрифт:
— Прежде чем самораспуститься, комиссия по вашей защите испробовала такую возможность. Кодзё подвергся нейрохирургической операции сразу после того, как вы ознакомились с его досье, предоставленным компанией Witcher Security. Ему должны были вставить имплантат, улучшающий рефлексы и скорость реакции. Технику, который поставляет клинике эти имплантаты, кто-то позвонил.
Человек на экране предложил ему пятьдесят тысяч новобаксов за то, чтобы техник внёс в программу имплантата определённые «дополнения». Он согласился, и оказалось, что предлагаемые «дополнения» скопированы с военных инструментов мозгового контроля класса «атаковать и уничтожить».
Охранник вернулся и нетерпеливо выжидал у двери. В отчаянии Спектор сказал:
— Но человек на экране, наверное, и есть...
— Это были вы, сенатор... техник записал передачу... чертовски убедительная улика. Но я вам вот что скажу... — В голосе Бергена послышалось фальшивое сопереживание. — Если получится, попробуем устроить вам милосердную казнь. Смертельная инъекция снотворного. Думаю, вы предпочтёте этот вариант казни в прямом эфире. Всего хорошего, сенатор.
Охранник открыл дверь, увёл Бергена, запер камеру снова, и Спектор остался один.
Один, если не считать человека на верхней койке. Тот слез со шконки, поглядел на Спектора и захихикал.
— Эй, Спектор, чувак, а этот парень круто тебя приложил, гы? Государственный защитник, во хрень-то! Если тебе не выпадет особое помилование — а я не могу припомнить, когда такое случалось в последний раз, — ты покойник, человече. Ты провинившийся аристократ. Они тебе не дадут особого помилования просто потому, что ты сенатор. Не-ет. Се краеугольный камень пиара АНЗ, чувак. Все попадают в жопу. Все перед нею равны.
Жилистый, низкорослый, он усмехался желтозубым ртом, где зияли дырки, и глядел на Спектора суровыми тёмными глазами. На голове — ирокез с цветовым градиентом хаосиста. Впрочем, трудно было сказать, как он в действительности выглядит: лицо всё в синяках, рубцах и запёкшихся порезах от публичного избиения. Однако лицо это показалось Спектору знакомым.
— Ты меня почти узнал, чувак? Я Жером-X. К твоим услугам, бро.
— Жером-X, — пробормотал Спектор. — Ничего себе.
Жером-X снова захихикал, как придурок; его порадовала реакция собеседника.
— Ага, это я. Угу, угу. Я оседлал горячую волну, мои ребята знают, что такое фрик-н-сиз. И музыку тоже чуток сочиняю. У меня сейчас банда — ну а с х... ли нет? У меня свой стиль. У меня имя. У меня...
— У тебя серьёзные проблемы, — заметил Спектор.
— Ай, чувак, пустое. Это же всё подстроено. Ты прав, чувак, твоё грёбаное видео подделано. Не редактура, чувак, нет, а полное восстановление образа. Ты говоришь с Самим Видеомастером. Ага, я знаю. Компьютер анализирует цифровое изображение человека, угу? Заставляет его ходить и говорить. Потом кодирует данные анализа. Сэмплинг и всякое такое. Получается в упор неотличимое от настоящего изображение. Фрактальная геометрия для реалистичной текстуры, типа такого. Они тебя всё что угодно заставят сделать. Им образец голоса дай, синтезируют такого...
— Но это же...
— Несправедливо? — покачал головой Жером-X. — Многого хочешь. Не думаю, что справедливость у тебя в приоритетах, Спектор. Я тебя по телеку видел... я про тебя знаю. Слушай, а как ты думаешь, сколько среди тех, кто был осуждён за «разбойное нападение» или «убийство», было людей, досаждавших местным или федералам — или Второму Альянсу? Особенно ВА. И вот их осудили по
— Осудили по видео? Не верю!
— Лучше б ты поверил. Но большинству это неизвестно, так что и до судьи достучаться бесполезно. Новейшие разработки в области компьютерной обработки изображений держат под замком. Они хотят, чтобы публика думала, будто технологии куда примитивней, и... понимаешь, все завязанные на это дело люди, правительство, сети — они просто не хотят предавать это огласке, потому что деньги боятся потерять! Люди за последние несколько поколений приучены к насилию по ТВ и в кино, э? Им нужно насилие в больших дозах, и рейтинги зашкаливают, доходы от рекламы космические, заоблачные, поэтому правительство сшибает большие налоги с рекламщиков и сетевиков, ну, ты понял. Никому не хочется раскачивать лодку, бл.... Я-то с утра выйду, и моё избиение уже будет в пиратских сетях и на видеограффити, но ты... тебя по всей студии размажут в кисель, чувак. Ты у нас Виновен, п’маешь, и точка. И на тебе та-акие рейтинги заработают...
Нью-Йорк
— Ну так что скажешь, Чарли-бой? — постучал по столу кредиткой Анджело, дав понять, что платит за всё.
— Не-е, я пас. Я на следующий день всегда себя в полном дерьме чувствую.
Они говорили громко и на стандартном, почти перекрикивая музыку.
— Да ну, ты ж не подсядешь с одного прихода, ты сейчас вдалеке от этой херни. Дава-ай, я не хочу один румом заниматься. Это лучший грёбаный рум во всём бл...ском Нью-Йорке, ничего подобного тут нету, не, ну серьёзно.
— Анджело, ты мне окажешь большую услугу. Ты это знаешь?
Чарли с Анджело сидели в темноте под стробоскопическими вспышками.
На сцене частного ночного клуба танцевали четверо почти обнажённых негров и две пуэрториканки, все — напрямую подцепленные к мышечным синтезаторам, извиваясь под переливы тёмного звука, соединявшего жалобную волынку с электрическим альтсаксом под сальсовую перкуссию; свет исходил из-под сцены, лазерные лучи мелькали по залу цветной фоновой подсветкой, рикошетировали от потной блестящей кожи танцоров, выхватывали из тьмы чёрный потолок, терялись на мрачных задымлённых просторах зала.
Чёрные стены, чёрный пол. Они сидели за чёрным столом у чёрной стены; половина лица Анджело оставалась во тьме, половина — изрисована лазерными экспрессионистскими сполохами.
Чарли с Анджело играли в игру, подобную сексуальной. С наркотическим оттенком. Чарли хотелось рума, но он боялся снова на него подсаживаться, потому что это было бы безответственно перед НС. Поэтому ему требовалось оправдание: типа-де Анджело его втянул.
И Анджело это чувствовал. Анджело знал, что лучший способ затянуть Чарли в рум — поиграть на его чувстве вины, взрастить депрессию, вытащить наружу то, что Чарли пытался не выставлять напоказ. Он сказал: