Прохладный друг, скажи, кто купит эти Изрезанные молниями строк Страницы?.. Знаю, нужен длинный срок, Быть может, несколько десятилетий. Я не хочу купаться в мутной Лете, Не мне блуждать среди чужих дорог. О, слава, мной зажги свой громкий рог, Взмети стихи как пламенные плети. В хламиду ледяную прах одень, Тебе, тебе молюсь я каждый день Молитвою в четырнадцать поклонов. Когда-нибудь и это надоест. Но
не устану петь и, эпос тронув, Лирический сниму, быть может, крест.
"Меня давно влекла крутая сила..."
Меня давно влекла крутая сила, Играла словно кровь богатырей, Храпел мой конь и мчался всё быстрей, А сердце счастья тихого просило. И снилось мне спокойствие морей, Льдяные глыбы зыблющих бескрыло, У полюсов спускающих ветрила Фрегатов древних с крестовидных рей. О, сны, – их светом песню лишь насытить. Лохматый север, чей туман метелист, Мою отчизну грустью обволок. Есенинский простоволосый ситец Ей больше днесь к лицу, чем легкий шелест Вуали шелковой, что дал ей Блок.
"На липком дне стихии ледяной..."
На липком дне стихии ледяной В сернистых испареньях углерода Почиет непробудная природа, Укрытая подводной тишиной. Когда-нибудь там вспыхнет ад земной, Крылатый царь бесовского народа, Как Люцифер, взлетит, и весь распродан Пустынный будет бред полуночной. Лишь мастеру, плывущему над мраком, Противно дно и черный мед нелаком, Ему сияет вечный Арарат. Он пишет ад, но рай на обороте Святого полотна, он зол и рад, Как Микель Анжело Буонаротти.
"И я узнал смирение камены..."
И я узнал смирение камены, Я строгий полюбил ее овал, Я в бронзовые цепи заковал Ее огонь и трепет неизменный. И я услышал тяжкий ход вселенной, И я увидел блеск зазвездных скал, Наполнен мой сафировый бокал Вином принадлежащей мне Елены. Кого благодарить, как не тебя. Нестриженые строфы теребя, Не раз мы говорили друг про друга. Я защищал безумье и хаос, Ты космос и покой хранил упруго, Родство стихий в пространстве началось.
"Не слышно шелеста души окрест..."
Не слышно шелеста души окрест И ночь пестра над плоскою пустыней, Костры Плеяд журчат, их уголь стынет, Оскалился над нами звездный крест. Легко плывем с тобой, плывут поныне Аллаха корабли, поет норд-вест. Юпитер, для быков твой храм отверст, – Молитвы, и мычанье, и унынье. Избиты звуки розовых сердец, Неслышно солнце мчится, наш отец, Алмазное сиянье на востоке. Елены мы рабы, и я и ты, Волнуют нас пустынные мечты, Умыт росою звезд наш дар жестокий.
"Наружностью на Шекспира похожий..."
Наружностью
на Шекспира похожий, Меч Гамлета под бархатом держа, Походкою влюбленного пажа, Ты бродишь между членов нашей ложи. Мы каменщики будущего, строже И веселей нас нет, и эта ржа, И золото времен, и сталь ножа, Нам любо всё, во всем одно и то же. Пройдут года, рассеется угар, Услышим вновь мы белый стон гагар И красный рык, пугающий пустыню. Закружится над нами зодиак, И вечности блистающею синью Нас озарит величественный мрак.
"Известный только самому себе..."
Известный только самому себе Веду войну всегда с самим собою. Алей, закат, я рад зовущей к бою Немой твоей рыдающей трубе. Уметь молиться в брошенной избе, Рукою плыть над гладью голубою, Калитку петь с умолкшею скобою, – Вишневый вечер, я иду к тебе. На что мне славы шум неуловимый И лавры мертвые, и херувимы, Когда я слышу самого себя. О темный берег мой, о камень грубый Волна стучит, стекло свое дробя, Улыбкой зыбь мои качает губы.
"Шевелится язык твой, не спеша..."
Шевелится язык твой, не спеша, Под глыбами глухих деепричастий, Неведомо тебе иное счастье, Когда ломает синтаксис душа. Твоя дремотность лишь и хороша Из-за своей певучести отчасти. Не разорвать на розовые части Крутую синь крылами шалаша. Их перья в землю врезались глубоко, Тебе не повернуть сухого бока И головою небо не продрать, Не броситься в безумие и хаос, Не двинуть звезд разнузданную рать, Над временем текучим колыхаясь.
"Гремучие года нас потрясли..."
Гремучие года нас потрясли, Европа поднялась на задних лапах. Оползших стран струился дым и запах, Разил невыносимый дух земли. Горели города и корабли, И люди в картузах и люди в шляпах Юродствовали от шагов культяпых, Давивших душу в огненной пыли. Евангелья железного скрижали Шумели в каждом вязнувшем кинжале, Кричала ночь как черная сова, И вылезли на липкую планету Наружу те ужасные слова, Упорно что даются лишь поэту.
"Экватора жестокая скоба..."
Экватора жестокая скоба Земную темноту на юг и север Разрезала в огне святом и в гневе, Египетские раскалив гроба. Легко рассыпалась зола царевен, Едва плывет под тяжестью горба Верблюд, космата тень его, груба, Он жажды кость в сухом провозит зеве. На этого верблюда ты похож, Тревогой нагруженный ты плывешь, И ростом кажешься ты многих ниже. Но лучше жижу Леты выпить, чем Угрюмо жить, не ведая зачем. Я оттого пою и песней выжжен.