Разбухла от наследия Кучума Большая деревянная Москва. Едва стерпела царствованья два, – В чухонский мох Петра упала дума. И обросли гранитом острова, И парус взвыл, и вспухли ребра трюма, – Ты русскую Венецию угрюмо Воспитывала, мутная Нева. Твои поэты падали от славы, Твои хищный герб распластанный безглавый Звездой окровавленной блещет мне. Опять Московия, но в ковкой дрожи Мне купола стеклянного дороже Твой
медный конь на каменной волне.
"Согнулись коренастые титаны..."
Согнулись коренастые титаны, Вцепились пальцами в утес крутой, И он взлетел над мрачной пустотой, Зажженный мощью, мощью неустанной. В планету он расцвел, моря и страны На нем сверкнули свежей пестротой, Качнулись тени на планете той Под тяжестью лучей из тьмы пространной. И время мировое пролилось, И треугольными рогами лось Зеленый сумрак рощ продрал, кровавясь. И в синях бездн как пурпур стал коралл, И твердь зажглась, и в плод созрела завязь. Брат человека в мире умирал.
ВАРЯГИ
На башне ночи звездный циферблат Показывает времена и числа, Пустых Весов застыло коромысло, И меркнет ненасытный блеск Плеяд. Капризные кометы шевелят Хвостами, вечность скислась и повисла Как путь для нас, мы гости Гостомысла, Мы володеть пришли, наш взор крылат. Мы севера крутая Финикия, Из дерева чудовища морские У нас приделаны к носам челнов, Мы горные торжественные кряжи Покинули для ваших валунов, Мы вас оттачиваем по-варяжьи.
"Как попугай породы какаду..."
Как попугай породы какаду Пестреет век, свободным нареченный, И вождь, и литератор, и ученый Кричат бессмысленно: иду, иду. И за оградой в голубом чаду, Бледнея и краснея как пионы, Блуждают молчаливо чемпионы, Свой ход обдумывая на ходу. Я верю в каменную вечность мата, Земля не будет как сейчас лохмата, Как мрамор будет лысая земля. Стрела умрет нетронутой в колчане, Ни слон, ни конь не рассекут поля, Вничью сыграют сумрак и молчанье.
"Вы рыжей тяжестью грозите странам всем..."
Вы рыжей тяжестью грозите странам всем, Вы позвоночник свой коричневый и серый Стеной косматою воздвигли, Кордильеры, Над миром пламенным вопросов и поэм. Константинополь как разграбленный гарем, В Берлине – Дауэс, в Париже спят химеры, Американские построят инженеры Запруду длинную и отведут Голфстрем. Ты, дочь воздушная далекой Финикии, Забудешь мягкие объятия морские, Узнаешь белого морозного быка. С корыстью золотой на ледяной орбите Размерные твои плечистые бока В порфиру грубую закутает Юпитер.
"Не трав изнеженных оранжерея..."
Не трав изнеженных оранжерея Мой
ствол вскормила влагой тепловой, Ямбической качаюсь я листвой, Отряхивая редкий блеск хорея. В пространстве лютом головою рея, Бурана времени я слышу вой, Мгновенья захлебнулся рот кривой В тысячелетии гиперборея. О, хвоя вечности, ты никогда Не осыпаешься, крепка звезда, Привинченная к полюсу льдяному. Лишь хрупкий золотой метеорит Слетит на радость карлику и гному И мотыльком в пустынной мгле сгорит.
"Не верю в предсказание погоды..."
Не верю в предсказание погоды, Что послезавтра будет нам тепло И весело в небесное стекло Окунутся крылатые народы. Нам пел давно пророк длиннобородый, Что грянет час, исчезнет в мире зло, – Но не одно столетие прошло, И вновь текут и нас уносят годы. А я пою и несказанно рад, Что в мире увядает виноград. Как хорошо, что вас, антициклоны, Не обуздала узкая узда, Без правил дуете, и непреклонны Веселые седые холода.
"Был голос дан и флейтам и валторнам..."
Был голос дан и флейтам и валторнам, И вытянулись бледные смычки, Высокий человек волной руки Миры толкал в дыму нерукотворном. Плясала музыка, огонь над горном, Ковался меч Моцартовской тоски, У человека крикнули зрачки, Он всем оркестром выстрелил в упор нам. И полный зал дыханье затаил, И холод звуков, звуков, не могил, Впивали мы, не люди и не звери. Немая вечность, свежая как лед, С глазами ядовитыми Сальери Свершала в наших душах свой полет.
"Оранжевое солнце без лучей..."
Оранжевое солнце без лучей, В морозе город скрючился алмазном, Клубится воздух розовым соблазном И синий снег и крепче и звончей. Кто город выдумал, приказчик чей Раскрыл свой переполненный лабаз нам, Нам утонувшим в ритме непролазном, Ворочающим гущу рифмачей. О, мы, кто быстрым светом фейерверка Ломает метр, кто рифму исковеркал, Кто с прозой породнился наконец. И выделяется из прочих граждан Походкою стремительной гонец, Которому как истина мираж дан.
"У нас теперь земля кудрявый вертоград..."
У нас теперь земля кудрявый вертоград, Утихли племена, и почва по-марксистски Всем поровну родит лиловый виноград И виноградины длиннее чем сосиски. Менефты, Цезари, Людовики, Франциски, В песчаном золоте почивший маскарад, Мы предъявили вам таинственные иски, Сухие мертвецы, наполнившие ад. Вы в масках золотых, народ вы все коронный. У нас из золота удобнейшие троны, На них поденщики сидят как короли. На этих королях порфиры из мочалы… Лишь ваш веселый прах, сияющий в пыли, Для песни черпает пиита одичалый.