Клай Клаич? Ась? Алло! Я тот, о коем Писали Вы… Увы, мы старики! Забвение. Как бы на дне реки Лежим и наслаждаемся покоем. Читают мало нас, мы Леты стоим. Из Вас едва я помню полстроки. Теперь мы без пожатия руки Беседуем, друг другу рожи строим. Перемололо время стих, помол Довольно тонкий, я себя нашел, И выбрался я кое-как из Леты, По-старому сонеты я пеку, Они сердечным пламенем
согреты, Ловите, Вам бросаю их в реку!
"И солнце только пестрое пятно..."
И солнце только пестрое пятно На фоне голубого небосклона, Напоминающего полотно, Повешенное чересчур наклонно. Над самой головой висит оно. Искусственное небо Барбизона Исполнено так честно и законно, Что настоящему вполне равно. Вдыхая воздух своего района, Мне хочется пасти коров Траона И посидеть под деревом Коро, Заслушиваясь шумною листвою Под злым порывом ветра… Что перо! Здесь кисть нужна с палитрою живою!
24 июля 1947
"Невиданные вещи - облака!.."
Невиданные вещи – облака! Всё небо в них, и солнцу жить не тесно. Так смять материю могла чудесно Лишь легкая воздушная рука. А так листву развесить, чтоб сучка Ни одного не пропустить, так честно Лист каждый выписать, что было б лестно И нам, – здесь виден опыт старика. Безвестный мастер мощный и великий Бросает кистью трепетные блики На мертвый грунт и жизнь дает всему, Что движется от ветра, и в сплетеньи Лучей, живому свойственных письму, Стремится к улыбающейся тени.
25 июля 1947
"Засыпаны песками корабли..."
Засыпаны песками корабли Гигантские в колеблемой пустыне. Мне чудится, торчат из-под земли Горбы окаменелые их ныне. Они наводят на меня унынье, Надменные могилы, где легли Тираны, фараоны, короли, Так зло служившие своей гордыне. Они в музеях зубы скалят мне, Иссохшие в бинтах и в тишине… О жалкие столетий инвалиды! Невольно дань приносит память вам, И чудится – восстали пирамиды И двинулся гигантский караван.
26 июля 1947
"Родителем стремительного вальса..."
Родителем стремительного вальса Считается спокойный менуэт. Не торопясь, на восковой паркет Атлас жеманных кукол разливался. А где-то в стороне зевал поэт, Глотал мороженое, вдохновлялся, Уйти в мир лучший Гайдн приготовлялся Умолкнувшему Моцарту вослед. Гармония под пальцами Шопена Ускорила свой шаг, и постепенно Завоевал все ноги вальс живой. Шопен задохся, над планетой сирой Гром Штрауса раздался… Танец свой Ты продолжай, земля, с луной вальсируй!
31 июля 1947
"Мир строгий меры, веса и числа!.."
Мир строгий меры, веса и числа! Не допускаешь легкой ты интриги Обмана
с истиной… В большие книги Всё, всё рука бухгалтера внесла. И даже яблоко добра и зла, Что съела женщина, и листья фиги, Чем стыд укрыла, даже почвы сдвиги На полмикрона – цифра всё взяла. Планетам график дан!.. Ты, мозг мой, неслух! Смирись! Вообрази, в глубоких креслах Вольтера вспоминаем мы с тобой. Уж на лице моем его усмешка, А ты стремишься в купол голубой, Где вечных звезд невыносима слежка.
12 августа 1947
"Из-за чего пойти душе на плаху?.."
Из-за чего пойти душе на плаху? Что истина и что такое ложь? В конце концов, ты к выводу придешь, Что Ахиллес догонит черепаху! Зенон не прав. Орлиных крыл размаху Дано пространство одолеть… Встревожь Мне душу, речь моя! Да будет вошь Моею жертвой Зевсу! Слава праху! Как Диоген, с огнем средь бела дня Ищу я человека, вкруг меня Людей хоть много, сквозь толпу густую Не протолкнуться, гаснет мой фонарь… Почто же я, безумец, торжествую? Что в бочке я живу, природы царь?
18 августа 1947
"Он не любил копировать природу..."
Он не любил копировать природу. Лишь Кавальери во весь рост портрет Он набросал… В теченье долгих лет Вскрывал резцом он твердую породу. Он становился выше год от году, Он горы изваять бы мог, поэт, Художник, скульптор, зодчий, был одет Каменотесом, в пищу – хлеб и воду. Творец прекрасного, он был урод. Глаза прищурены, ребячий рот, Горбатый нос с отметиной за жалость. Козла бородка, то ли у того, Кого он ненавидел… С болью сжалось В нем, чтобы поместиться, божество!
18 августа 1947
"От мощных царств остались лишь гробницы..."
От мощных царств остались лишь гробницы Властителей непобедимых их, Изображения голов лихих, Эмблемы власти, змеи, львы и птицы. В седых стенах безмолвные бойницы, В музеях мумии, в бинтах сухих Цари беспомощно лежат, утих Как будто бой, в обломках колесницы. Сраженья с временем никто почти Не выиграл… Ты надписи прочти На памятниках, улыбнешься грустно, И к выводу простому ты придешь: От жизни остается лишь искусство, А от искусства всё, что в нем найдешь.
24 августа 1947
"Когда всему, что музыке подобно..."
Когда всему, что музыке подобно, Пришел на смену камень, всё вокруг Застыло, перья выпали из рук, – Один резец стучал о мрамор злобно. Был цвет из яшмы выточен подробно, Куском обсидиана замер звук, И жизнь тогда заговорила вдруг, И всё зашевелилось расторопно. Стал слышен грохот, дребезг, лязг и хруст, И вылетали из раскрытых уст Понятья, пережившие столетья. Слова искала мысль, чтоб наготу Свою прикрыть, но только междометья Она хватала в речи на лету.