Жемчужинка для Мажора
Шрифт:
— Если ты этого хочешь. Искренне хочешь, Арина. — Всё же настаивает он.
Соколовский собирается огрызнуться, вставить свои пять копеек, но я опережаю его.
— Да. Это так. Я хочу. — Выпаливаю, краснея. И зачем-то добавляю. — Прости.
— Ты ещё и извиняешься перед этим лопухом? — Фыркает брюнет, но я успокаивающе поглаживаю его ладонь большим пальцем. Это выбивает Глеба из реальности ещё на минуту.
Минуту, за которую я успеваю попрощаться с Красновым и утащить Соколовского за руку в противоположную
Брюнет приходит в себя на первом же повороте.
— Нам не туда. Машина припаркована в другой стороне. — Не выпуская мою ладонь из своей, парень тянет меня в нужном направлении. Голос мажора максимально безэмоциональный, насколько позволяет ситуация.
Пасмурный осенний вечер пробирается под промокшую одежду, а небольшой ветер помогает ему в этом. Я стучу зубами и скрывать, что жутко замёрзла, уже не получается.
— Ты вся продрогла. — Констатирует факт Соколовский, кидая на меня быстрый взгляд. — Я бы дал тебе свою джинсовку, но она тоже вся мокрая. Ещё и тяжёлая. Пошли быстрей к машине.
Я только теперь замечаю, что конечности онемели. Настолько сильно замёрзла. Из-за нервов я практически не замечала холода, но сейчас зуб на зуб не попадает и игнорировать это состояние не получается при любом раскладе.
Чую, неделю буду валяться с температурой под сорок…
Порше припаркован относительно недалеко, но и это расстояние кажется мне бесконечным, а время — тянущимся, как кисель. Момент, когда мы забираемся в машину, а Глеб включает климат-контроль, становится для меня чуть ли не самым счастливым и радостным за весь день.
Вот только радость не длится долго. Соколовский открывает рот, и вся иллюзия счастья рассыпается, как песочный замок на берегу моря.
— Почему ты ушла? Почему не дождалась меня?
Я молчу. Смотрю вперёд через лобовое стекло, зябко обхватывая себя руками. Отвечать не хочется. Говорить брюнету, и уж тем более, признаваться самой себе в том, что банально приревновала — выше моих сил.
Так и не дождавшись ответа, Глеб сканирует меня долгим взглядом, недовольно поджимает губы и вдруг выходит из машины. Обходит её, открывает заднюю дверь с моей стороны и жестом волшебника выуживает откуда-то махровый плед. Протягивает его мне между сиденьями.
— Держи, закутайся, пока будем ехать. Тебе скорее нужно принять горячий душ.
Я с благодарностью принимаю плед, моментально оборачиваясь в него, становясь похожей на шаурму. Как я выгляжу со стороны — до лампочки. Главное, долгожданное тепло, наконец, начинает отогревать тело, покалывая кожу.
Соколовский садится обратно на водительское место, заводит мотор и везёт нас «домой», как он выразился.
Я меланхолично залипаю в окно. Смотрю на мелькающие дома фешенебельного района, размышляя, а был ли у меня когда-то «дом»? И понимаю, что —
Я помню вазочку с вкусностями, всегда стоящую на столе. Помню оладьи с яблоками по утрам. Помню сказки, которые она рассказывала мне перед сном и как гладила по голове. Помню, как убегала с ребятами купаться в речке летом, и как она ругалась, грозя мне тростью.
Тёплые воспоминания из детства согревают и наяву. Я перестаю дрожать всем телом, а Глеб перестаёт часто коситься на меня, думая, что я не вижу. Спорю, ему стоило огромных трудов вести машину и молчать. У него на лице до сих пор мигает красным: «Мне есть, что тебе сказать. И много».
До «дома» мы доезжаем быстро. Я не дожидаюсь, пока мажор откроет мне дверь, как делает это обычно. Продолжая кутаться в плед, выхожу наружу и бреду к лифту. Соколовский закрывает машину и нагоняет меня. Его шаги эхом отдаются от стен подземной парковки.
Стоять с Глебом в лифте ещё более неуютно. Хочется спрятаться от его пронизывающего взгляда, поэтому я изо всех сил делаю вид, что абсолютно ничего не замечаю. А как только мы оказываемся в квартире, скидываю с себя плед прямо на пол и скрываюсь в ванной комнате.
Горячие струи воды поначалу слишком болезненны, но уже спустя пять минут я получаю некое мазохистское удовольствие, стоя под «кипятком», и чувствуя, как всё тело пронизывают миллиарды тонких иголочек.
Пар плотным слоем заполоняет всю ванную комнату, и даже вытяжка не спасает. Я выхожу из душевой кабины, тянусь за полотенцем, чтобы укутаться, но не нахожу его на вешалке.
— Бли-ин! — Горестно стону вслух, вспоминая, что сама накануне вечером бросила полотенце в стирку и теперь оно сушится. А новое повесить — забыла.
— Всё в порядке? — Раздаётся глухой голос брюнета за дверью.
— Ты что, караулишь меня? — Возмущаюсь от неожиданности.
— Слежу, чтобы вовремя прийти на помощь, если тебе вдруг станет плохо. — Тем же тоном отзывается Глеб. — Ты была слишком бледная, когда уходила в ванную.
— Можешь принести полотенце, пожалуйста. — Решаюсь попросить. Стоять голой посреди комнаты — такое себе. — И не заходи, а просто протяни его через щёлку в двери! — Добавляю быстро и надеюсь, что мажор меня услышал.
Стук раздаётся через минуту. Я закусываю губу и осторожно подхожу к двери. Прячусь за стеной, когда приоткрываю её.
— Не смей заходить, Глеб. Я не шучу. — Предупреждаю его, слыша собственный стук сердца, отдающийся в барабанных перепонках.
В проёме появляется жилистая рука Соколовского с зажатым полотенцем в ладони.
— Я и не собирался, — с некой укоризной басит мажор.
— Но следил…
— На всякий случай. Вдруг у тебя бы закружилась голова, и ты потеряла сознание?