Жеребята
Шрифт:
Игэа отшвырнул так и не застегнутый пояс в сторону, встал, начал молча ходить по веранде быстрыми, резкими шагами. Потом, немного успокоившись, он снова сел рядом с Каэрэ.
Они долго молчали. Наконец, Каэрэ спросил осторожно:
– Они тебя... тоже пытали? Там, в тюрьме?
– Нет, друг, нет. Не успели. Мне показывали, как это они делают. К своему стыду, я падал в обморок, как дева Шу-эна. Они такого не ожидали от белогорца, - горько добавил Игэа и продолжал: - Потом, когда они обещали, что будут на моих глазах мучить Аэй и Лэлу, я плохо помню, что со мной было. Кажется, я валялся в ногах у них,
Игэа подавил какой-то странный звук в горле и отвернулся.
Каэрэ почувствовал острую жалость к своему собеседнику, и, не зная, правильно ли он поступает, молча обнял его. Тот не удивился и крепко и коротко обнял его в ответ. Они снова помолчали.
– Выпьешь?
– наконец, спросил Игэа, доставая откуда-то из-за сундука оплетенный сосуд с вином.
– За то, что мы выбрались из этого подземелья.
Каэрэ кивнул.
Вино было горьким и крепким. Игэа только теперь заметил, что пролил тушь на свою рубаху и горестно воскликнул:
– Ну вот, опять расходы! Совсем ничего не получу за этот свиток!
– и вдруг рассмеялся.
– А что за свиток ты переписываешь?
– спросил осмелевший от вина Каэрэ.
– Врачебный трактат из библиотеки храма Фериана. Взялся вот... подработать. Пролил дорогую тушь.
Он раздосадовано отхлебнул глоток настойки.
– А тебе разве не хватает того, что тебе платят за лечение?- снова спросил Каэрэ, чувствуя, что стремительно пьянеет.
– Раньше хватало, мы хорошо сводили концы с концами. А теперь налоги на не принадлежащую храму Уурта землю огромные. Кругом уже все скуплено за бесценок ууртовцами. Помнишь мальчика Огаэ, ученика Миоци? У них было имение в двух днях пути отсюда, и его отобрали за долги, Огаэ-старшему, его покойному отцу, пришлось батрачить. У него, правда, оставался дорогой свиток, и поэтому мальчика взяли в школу при храме... правда, он там тоже батрачил, а не учился. Миоци его взял к себе. Хороший, смышленый мальчишка.
– Хороший мальчишка, - согласился Каэрэ.
– За мое имение налог - сорок лэ, а я за свиток собирался получить десять, теперь, получу не более пяти - тушь придется покупать за свой счет...
– А хозяйство, рабы?
– Одни убытки! Рабы? Они бестолковые все, и лентяи к тому же, мы едва-едва их можем прокормить. Если бы не Аэй, я бы с ними никогда не справился. Мы выращиваем травы - продаем храму Фериана, за бесценок, но что же делать... и бальзамы я готовлю, мази - их тоже хорошо берут. Этим и держимся. А рабы - это те, от которых их хозяева отказались, потому что они были больны. Подарили их мне, если выживут. Я бы дал им вольную хоть сегодня - они не хотят. Будут рыдать, чтобы я их не выгонял. Зарэо как-то мне деньги предлагал в долг - я отказался. Теперь жалею. Скоро платить налог, а мы еле наскребли тридцать лэ.
Игэа расстегнул ворот рубахи.
– У вас еще такие траты на меня, - проговорил Каэрэ. Это давно его мучило.- А еще и в тот раз... Я поправлюсь и отработаю.
– Поправишься?! Ты же не собирался этого делать?
– совсем развеселился Игэа, и, шутя, добавил: - Хорошо, будешь управляющим, если хочешь!
– Какой из меня управляющий!
– вздохнул Каэрэ.
– Из меня тоже никакой. Не говори глупостей - я же это не к тому.
– Уэлэ? А, вспомнил, - Каэрэ осушил свою чашу.
– Кстати - твой друг-степняк бежал из имения. На том гнедом коне, с белой гривой и звездой на лбу. Его так и не поймали.
– Циэ? На моем коне?
– лицо Каэрэ просияло.- Что же ты раньше не говорил?
– Забыл. Это хороший конь, с Соиэнау. Как он у тебя оказался?
– Мне дала его старушка, ее имя было Лаоэй, из хижины у моря. Я был у нее несколько недель. А когда Циэ бежал?
– В ночь Уурта.
– В ту самую, когда меня...
– Да. Когда тебя должны были принести в жертву.
– Я не помню ничего, что было после того, как Миоци запретил палачу ослепить меня.
– Миоци был поражен твоим мужеством - он не говорил тебе?
– Мужеством?
– растерялся Каэрэ.
– Ладно уж! Ты вел себя в тюрьме не так, как я, хоть и не воспитывался в Белых горах. В тебе издали видно благородную кровь. Рабы так себя не ведут.
– Я и не раб!- воскликнул Каэрэ, ощупывая золотую серьгу в левом ухе.
– Я был уверен в этом с самого начала. Но послушай, - быстро сказал Игэа, точно что-то вспомнив, - Аирэи... то есть Миоци, говорил, что ты прошел какое-то странное посвящение. Что ты якобы служишь Великому Уснувшему. Тому, Кто все сотворил?
– Миоци очень много понимает. Как же - он мой хозяин!
– язвительно заметил Каэрэ.
– Миоци спас меня от тюрьмы и суда Иокамма.
– И тебя он спас? Все кругом ему обязаны...
Игэа решил не развивать разговор об однокашнике.
– Но ты - не карисутэ?
– Нет. Я не знаю даже, что это за вера.
– А какая у тебя вера?
– продолжал настаивать Игэа на ответе.
Каэрэ отставил пустую чашу, потом тихо сказал:
– Уже никакой. Бога, в которого я верил - нет.
Всадник, Великий Табунщик и Миоци.
– Дедушка Иэ! Как хорошо, что ты пришел! А Тэлиай говорила, что ты опять отправился странствовать!
Огаэ бросился к старому белогорцу и внезапно замер, густо покраснев.
– Простите, ло-Иэ! Я забыл... Благословите, ло-Иэ!
– Всесветлый да просветит тебя, сынок, - улыбнулся Иэ и погладил его по голове, благословляя. Он будто не заметил грубого нарушения мальчиком всех правил приличия.
– Учитель Миоци отпустил тебя поиграть в саду?
– Да, он разрешил. Учитель Миоци очень ждал тебя, дедушка Иэ, - румянец смущения понемногу стал сползать со щек мальчика и он опять назвал белогорца так, как тот разрешал называть себя, когда не слышали другие,- Он подумал, что вы опять в странствиях, и очень огорчился.
– Огорчился?
– Да, дедушка Иэ. Он последние дни очень печальный и даже перестал спрашивать меня ежедневный урок.
– Но ты, конечно, готовишь уроки каждый день?- в бороде старика затеплилась улыбка.
– Да - я читаю тот свиток, что мне оставил отец.