Жеребята
Шрифт:
– Вот как! Ли-Зарэо не слушает бабьих сплетен, а судит о людях по тому, что видит.
– Он очень добр ко мне, но сейчас он в отъезде.
– А Раогай ты часто видишь?
– Нет, она не разговаривает со мной. Отец запретил ей выходить с женской половины, и она сидит весь день, запершись в своей комнате. А служанкам она сказала, что не будет разговаривать с бывшей рабыней - это неприлично для знатной девушки.
Аэй презрительно фыркнула:
– Фу-ты, нуты! Это она-то, которую Игэа вызволил из праздничного хоровода веселых жрецов храма Фериана! Повезло ей, что он ее заметил!
– Она же случайно, из любопытства там оказалась.
– А ты не по своей воле попала в то злополучное имение... Знаешь, что - я не люблю сплетни, но мне давно кажется, что дочь Зарэо влюбилась в твоего брата. Поэтому она тебя терпеть не может. Глупая, избалованная девчонка!
– Раогай?! Влюбилась в Аирэи?!
Сашиа была настолько изумлена, что совсем перестала всхлипывать, и заулыбалась, как ребенок.
– Ты такая милая, когда улыбаешься! Родная моя девочка! Будь моя воля, я бы забрала тебя к себе в сей же час...Но почему же ты ничего не ешь? Ты, наверное, голодна, из-за этой несносной девчонки боишься выйти из своей комнаты?
Аэй взяла в руки ее вышивку - узор изнанки был безупречен, как бывает только у священных вышивальщиц, дев Всесветлого...
– Нет, нет, Аэй!
– сказал тихо Сашиа, отвечая ей.
– Здесь тихо, хорошо, я слышу, как поют птицы. Я сижу у окна, вышиваю и молюсь... Как там, в общине. Здесь лучше, чем в имении у Флай! Никто не заставляет вышивать день и ночь, я могу спать по ночам и не работать при лучине... и вышивать то, что я хочу, и петь, что мне нравится. И я уже ничего не боюсь.
Сашиа протянула руку к сладостям, и Аэй заметила, что ее запястье обмотано куском полотна.
– Сашиа! А это что такое?
– Ничего - я просто поранилась ножницами.
– Поранила правую руку? Ты же не левша! Ну-ка, покажи.
Несмотря на сопротивление девушки, Аэй осмотрела глубокую ссадину.
– Сашиа, скажи мне правду - что это? Уж не твой ли брат...
– Нет, нет!
– Сашиа в тоске и негодовании отпрянула от нее.
– Зачем, зачем вы все так плохо думаете об Аирэи?
– вырвалось у нее.
– Нет, он достойный человек, я не думаю о нем плохо...просто он, на мой взгляд, слишком строг с тобой. Но кто поранил тебе руку?
– Это неважно, - твердо ответила Сашиа.
– Это была Раогай?! Посмотри мне в глаза!
– потребовала Аэй. По растерянному взгляду девушки жена Игэа поняла, что ее догадка правильна.
– Не говори никому, Аэй, милая, прошу тебя!
– взмолилась юная вышивальщица.
– Это был нож? Она что, напала на тебя?
– Нет, нет, все было не так...Она не хотела ничего такого сделать, просто...
– Просто схватила кинжал и хотела ударить им тебя, но все-таки сдержалась, и не отхватила тебе всю кисть, а оставила только эту царапину? О Небо, ну и дом!
– Аэй воздела руки вверх, призывая в свидетели небо, и продолжала грозно: - А если бы ей духу хватило, она бы смогла в сердцах тебя убить! Гостью! Деву Шу-эна! Родовитая аэолка! Так фроуэрцы - то не все поступают, а их ругают на каждом углу!
Аэй сдвинула свои темные брови:
– Я скажу Иэ.
– Нет! Аэй, не говори, не говори никому!
– Сашиа упала на колени.
– Раогай не хотела меня убить, она ничего не хотела сделать мне плохого, она очень испугалась, когда увидела кровь... Я сама ее разозлила. Ее отец велел ей заниматься вышиванием, и я ей напомнила об этом. Она рассердилась на меня и сказала, что она не позволит себя учить...таким, как я. А тут, как нарочно, ее брат оставил кинжал, с которым упражнялся в метании...
Сашиа умолкла, целуя Аэй руки, но та не позволила этого делать, и прижала Сашиа к себе.
– Ох, как ее надо бы высечь!
– покачала она головой.- Зарэо постоянно обещает это сделать после каждой из ее взбалмошных выходок, но дочери, в отличие от сына, он прощает все... Даже после того, как она тайком пошла на бесстыдные игрища к Фериану, он ее не наказал как следует. А когда она остригла волосы и вместо своего брата ходила на занятия с мальчиками к Миоци! Жаль, что ее обнаружили так рано - надо было, чтобы она дождалась занятий по плаванию или по борьбе, когда они раздеваются. Вот бы ей пришлось провалиться на месте от стыда!
– Аэй, я сделаю все, о чем ты ни попросишь, я буду в вечном долгу перед тобой - только никому не говори о случившемся!
– Я, так и быть, не скажу - но будь эта ссадина хоть на волос глубже, я не промолчала бы, - вздохнула Аэй.- Вот, у меня с собой есть целебное масло дерева луниэ - как оно кстати пригодилось! Дай-ка, я перевяжу твою руку, как следует. Тебе не больно сгибать кисть? Нет? Не обманываешь?
– деловитол спрашивала она у Сашиа и добавила: - Эта дурочка могла перерезать тебе жилы на запястье, и что бы ты тогда делала, как бы ты жила, не имея больше возможности вышивать?
– Я не думала об этом, - просто ответила Сашиа.- Наверное, была бы, как ли-Игэа...
– Не шути так. Он - мужчина, а для мужчины всегда найдется какое-нибудь женское сердце, которое его пожалеет. А женщину жалеть некому. Скажи, много ты видела мужчин, которые бы с нежностью заботились о женщинах, потерявших свою красоту или здоровье? Только Великий Табунщик жалеет нас, потому что пришел в мир не от мужчины, а от женщины.
Аэй при этих словах благоговейно начертила на своей ладони и пахнущей маслом ладони своей юной собеседницы две пересекающиеся под прямым углом линии. Сашиа испуганно и в то же время радостно повторила этот жест.
– Не бойся - нас здесь никто не видит... Да и ли-Зарэо - не из ненавистников карисутэ, хотя сам - верный служитель Шу-эна Всесветлого.
– Аэй, но то, что ты сейчас сказала про мужчин... разве все они такие?- взволнованно вернулась к предыдущей теме их разговора вышивальщица.
– Вот ли-Игэа - он разве такой?
– Игэа Игэ...- на лице Аэй появилась тень грусти, смешанной с радостью.
– Ты знаешь, я влюбилась в него без памяти, когда он еще учился в Белых горах. Я увидала его, когда он искал целебные травы в долине...