Жеребята
Шрифт:
– Знаю точно, - улыбнулся Игэа.
– Я же белогорец. Меня научили в Белых горах всяким разным тайнам...
– ... и всяким разным штукам! Все ахнули, когда вы меня спасли!
– Ахнули?
– засмеялся Игэа.
– Нас, действительно, многому полезному научили в Белых горах. Аирэи может еще и не такое...
Раогай вспыхнула.
– Дитя мое, - Игэа пристально посмотрел ей в глаза.
– Дитя мое!
Она спрятала лицо на его груди и разрыдалась, как ребенок.
– Моя милая Раогай, - Игэа прижал ее к себе.
– Бедная, бедная...
– Вы поняли?
– спрашивала она сквозь слезы.
– Понял, понял - почти все понял... насколько белогорец может понять юную девушку...
– Как жаль, что вы - не мой брат!
– проговорила Раогай.
– Как бы я хотела, чтобы вы были моим братом, ли-Игэа!
– Я староват для брата, - рассмеялся Игэа.
– Пусть я буду дядей. А вот и твой отец прислал нам закрытые носилки, как я и просил, - сказал он, выглядывая в окно.
– Прекрасно. Накинь вот это покрывало, дитя мое. Не надо, чтобы тебя видели здесь лишний раз.
– Отец убьет меня, - вымолвила Раогай из-под нежно-бирюзового покрывала.
– Я поговорю с ним. Не бойся, - подбодрил ее Игэа.
Сокол на скале
Когда отшумела буря отцовского гнева и прятавшаяся в спальне Раогай рискнула выйти в гостиную, она увидела, что Раогаэ и Игэа сидят рядом и о чем-то увлеченно разговаривают.
– А, сестрица!
– сказал Раогаэ.
– Отец так тебя и не выдрал, хоть все время и обещает.
– Неужели ты бы порадовался этому, мой мальчик?
– с укором спросил Игэа.
– Нет, я шучу, - ответил Раогаэ.
– Девчонок драть без толку. Так папа говорит. Так вы научите меня завтра этим всем приемам белогорским?
– За один день не научу, - ответил Игэа, улыбаясь.
– Но, пожалуй, можно начать.
– И меня тоже, ли-Игэа!
– воскликнула Раогай.
Игэа хмыкнул.
– Вдруг мне придется защищаться!
– настаивала Раогай.
– От жрецов Фериана, - тихонько добавил брат.
– Перестань, Раогаэ, - строго прервал его Игэа.
– Я теперь понимаю, почему вы не жрец Фериана...
– вдруг сказала Раогай, сядясь к огню рядом с ними - ночи были холодные.
– Вы совсем по-другому богам служите.
– Будто ты не видела этого раньше, сестрица!
– возмутился Раогаэ.
– Но вы же... вы же - фроуэрец, дядя Игэа!
– продолжая смотреть в его голубые глаза, произнесла дочь Зарэо.
– И светловолосый. Они же темноволосые все. И Фериану служат. И вы тоже ему посвящены. Как же это так?
– Как же это так?
– эхом отозвался Раогаэ. Сестра осмелилась задать тот вопрос, что никогда не решался задавать он.
– И они не любят вас, дядя Игэа!
Игэа молчал долго, прежде чем нашел слова.
– Есть два разных Фериана, - сказал он, задумчиво вороша угли в очаге.
– Один - тот, кому поклонялись древние жители Фроуэро. И второй - его лживый двойник, которому водят хороводы в эти дни...
Он снова смолк.
– Но тайный рассказ о смерти и воскрешении Фериана - Фар-ианн зовется он на языке Фроуэро - не забыт.
Дети вздрогнули от неожиданных
– Фар-ианн, царь земли, убит на пиру своим братом, вероломным Нипээром - Нипээр по древне-фроуэрски означает "смерть", "засуха", "суховей из пустыни". Нипээр прячет его тело далеко в болотах, но его находит у реки Альсиач сестра и супруга Фар-ианна Анай. Она оплакивает его три дня и рождает от умершего Фар-ианна чудесным образом младенца-сына Гаррэон-ну, который побеждает Нипээра... Да... И Фар-ианн снова жив, он воссиял силой своего сына, Гаррэон-ну, и он - первый из сияющих, - Игэа говорил, все убыстряя и убыстряя свою речь, из-за акцента дети с трудом понимали его.
– Потому что рожденный от умершего Фар-ианна - изначально был силой самого Великого Уснувшего. Когда о нем говорится, как о Силе Уснувшего, то в текстах изображается сокол на скале. А когда о младенце-Гаррэон-ну - то изображается сокол, у которого отнялись ноги, сокол, чья грудь прижата к земле... И хороводы водили не так... совсем не так все было... Гаррэон-ну - и есть Оживитель-Игъиор... это гнусная выдумка Уурта - то, что происходит сейчас в новых храмах Фар-ианна Пробужденного и Просиявшего, да!
Игэа почти вскрикнул на последнем слове, потом сгорбился, вороша угли, и замолчал.
– Впрочем, вряд ли вы что-то поняли, - вдруг резко сказал он и встал, направившись к выходу.
– Дядя Игэа! Вы обиделись? Простите нас! Не уходите!
– закричали хором брат и сестра.
– Уже ночь. Пора спать, - ответил тот.
Сашиа и Аэй
Аэй спрыгнула с седла и весело бросила поводья конюшему.
– Я приехала навестить мкэн Сашиа, - сказала она, поправляя сбившееся на затылок покрывало и поспешно убирая под него свою черную растрепанную косу.
Раб воеводы Зарэо, поприветствовав жену врача Игэа, с почтением и удивлением принял поводья ее игреневой лошади.
– Ключница проводит вас, мкэн Аэй, - сказал он с поклоном.
К ним подошла рабыня в темном покрывале и уже хотела было взять корзинку из рук Аэй.
– Нет-нет, голубушка, я сама справлюсь, - отказалась она.
– Как себя чувствует мкэн Сашиа? Скучает?
– быстро спросила она у ключницы.
– Грустит...
– ответила она, сопровождая ее к главному входу в господский дом.
– Послушай, голубушка, а нельзя ли пройти через людскую?
– Аэй вложила монету в руку своей спутницы.
– Я не хочу обращать внимание молодой мкэн Раогай на свой приход.
Рабыня понимающе кивнула, пряча серебро в пояс.
Они прошли посреди цветущих роз и магнолий, обошли дом со стороны кухни и поднялись на третий этаж по скрипучей лестнице.
– Вот сюда, - ключница указала на раздвижную дверь из тростника и громко позвала:
– Мкэн Сашиа! К вам пришли гости!
Аэй, не дождавшись ответа, стремительно вошла, почти вбежала, в комнату.