Жестокеры
Шрифт:
Но все-таки, почему я оказалась в этой ситуации? Почему встретила всех этих людей? Я не раз слышала, что мы сами притягиваем то, что с нами происходит: во всем якобы есть какая-то закономерность, и мы получаем лишь то, что сами заслужили. Но чем больше я ломала голову над вопросом, почему именно это случилось именно со мной, тем больше склонялась к мысли, что это так не работает, что это просто какая-то несчастливая случайность. Как будто кто-то достал из небесной картотеки вариантов карточки, нечаянно уронил, а потом поднял и, перепутав, убрал не туда. Такой мне виделась тогда моя жизнь – карточкой, убранной не в тот ящичек.
«Ненавижу эту работу. Ненавижу этот город!» Но прошло несколько лет, а я по-прежнему жила одна, в этом самом городе, в комнатушке бабушки Фриды. И все
К тому времени было совершенно ясно и очевидно: устроившись в «Искуство жить», я в очередной раз сделала очередной свой неправильный выбор (впрочем, его у меня как всегда не было). Все было понятно сразу. Я прекрасно знала, с самого первого дня, что по своим взглядам и по своей сути я не с ними. Вопрос был в другом (и, вероятно, многие читатели мысленно мне его уже давно задали): почему, понимая, что я совершила ошибку, что я не часть этого коллектива и никогда ей не стану, я до сих пор была в нем? Почему на годы застряла в этом второсортном салоне, затерянном в дебрях старого парка? Почему не уходила, если мне было там так плохо, если там я была «всего лишь изгоем»?
Честно говоря, я и сама не понимала, как так вышло – ведь не то что в «Искуство жить», а в саму торговлю я приходила на время. Но как-то так получилось, что это временное занятие затянуло меня надолго. Я просто не заметила этих прошедших лет. Не заметила, как наступил четвертый год наших странных, ненормальных, больных взаимоотношений. Конечно, я понимала, что надо уходить, что в «Искустве жить» со мной обращаются скверно, а я почему-то покорно все это терплю. Мне давно до одури надоели эти глупые «взрослые дети», которые не меняются и уже не изменятся. Я понимала одно: я жутко от них устала. Но почему тогда я все еще оставалась там? Почему не делала ничего, чтобы все это прекратить?
Каждый раз что-то удерживало меня. Я все время откладывала то очевидное решение, которое напрашивалось уже давно – с самого первого дня, как только я впервые переступила порог этого злосчастного салона. К тому времени у меня уже были стабильные заказы. Их было немного, но на смену одному клиенту приходил другой, кто-то обращался по рекомендации. Это тешило мое самолюбие, но и привязывало. Я чувствовала на себе эту ответственность: все эти люди доверяют мне, они идут именно ко мне, значит, я должна доработать их заказы до конца, не бросить, не подвести. Я понимала, что уйти и бросить своих клиентов я просто не могу. У меня холодок пробегал по спине, когда я представляла себе, как с ними будут здесь работать, если я уйду. Я говорила себе, что поработаю еще месяца три, а вот потом точно уволюсь. Вот только доведу текущие заказы. Но потом опять появлялись очередные клиенты, которые, конечно, очень просили держать все под контролем и лично заниматься их новыми заказами. И я снова была вынуждена остаться.
Мне долгое время казалось, что именно моя гиперответственность не давала мне навсегда решительно покончить с этой конторой и послать их всех к черту. Сейчас я прекрасно понимаю, в чем на самом деле заключалась истинная причина того, что я оставалась в «Искустве жить». За эти три года им удалось исказить мое собственное представление о себе. Извращая все мои слова и поступки, они полностью извратили все, что во мне было, все, чем я была и чем себя считала. Внимательность к клиентам была названа слабохарактерностью и неумением «продавить». Приветливость и вежливость были отнесены к признакам глупости и непрофессионализма (догадайтесь, с чьей подачи прицепился ко мне этот ярлык).
Полину раздражало, что я, как ей казалось, продаю клиентам не самый дорогой товар.
– Конечно! Как она может продавать дорогую материю, если боится вслух назвать ее цену. Вы знаете, где она живет? В «трущобах»! Все ясно: у нее психология нищенки! Я читала об этом. С этим уже ничего не поделать.
Полина с удовольствием растрясла всем, что я живу в таком неблагополучном доме. И откуда она это узнала? После той истории на кухне, когда она поделилась с девицами своим «открытием», они мусолили это целую неделю. Вот новость-то, тоже мне!
«Нищенка». «Непрофессионал». «Неудачница из трущоб». «Изгой». За время работы в «Искустве жить» я обросла новыми ярлыками, значительно пополнив свою коллекцию. Ярлыки вообще любимый инструмент жестокеров. За ними быстро забываешь, какой ты на самом деле. Если навешать на человека побольше ярлыков, им проще управлять. Держать его в руках. Сделать так, чтобы он ничего больше не хотел и ни к чему не стремился. Если, конечно, человек поверит и покорно согласится свои ярлыки носить. Обычно все верят и соглашаются. Мало таких упрямых идиоток, как я. Какое-то время я еще внутренне сопротивлялась, отказываясь принимать все это на свой счет. Я отказывалась верить, что действительно так плоха и тупа, как в том меня зачем-то старательно пытались убедить. Три года я сопротивлялась, вооружившись тем, что когда-то знала о себе, о своих качествах и способностях. Я держалась на старых запасах хорошего мнения о себе, заложенного в меня теми, кто меня любил и кто в меня верил. Тогда я еще помнила, что есть, что когда-то были в моей жизни люди, которые относились ко мне совсем по-другому. Я помнила Дима, бабушку Фриду, Нонну Валерьевну, свою чуткую учительницу по литературе и ту соседскую девушку, похожую на паренька, – всех, кто когда-либо проявлял ко мне симпатию и был добр ко мне. Еще помня, какая я и что я могу, я сопротивлялась тому, что обо мне придумали и что пытались мне внушить. Все ярлыки, навешиваемые на меня, я упрямо скидывала.
Моя вера в себя – единственное, что держало меня на плаву все эти трудные годы в городе … sk. Она не давала мне окончательно сдаться и опустить руки. Но, казалось, именно этой веры меня и задумали лишить в «Искустве жить». И, к сожалению, им это удалось. Меня просто сломали. Да, они сломали меня и из обломков моей личности составили какое-то жалкое подобие меня: слабое, никчемное, некомпетентное, неправильное, ни на что не способное. Они слепили из меня что-то, что никогда не было мной, и, что еще более страшно, смогли меня саму убедить в том, что я – именно это. Им понадобилось три года, всего три года, чтобы я задала себе эти вопросы:
«Я нравилась только нескольким людям за всю мою жизнь. Зато очень многим не нравилась. Выходит, я себя совсем не знаю? Настолько заблуждаюсь на свой счет? А может, они все правы – те, которых больше? А может со мной действительно что-то не так? Может, я и правда всего лишь тупое никчемное ничтожество?»
Так они – очередные странные люди в моей жизни – методично, день за днем, старательно коверкали мое собственное представление о себе. В конце концов, им это удалось: я привыкла думать о себе как о посредственном работнике и полной неудачнице. Вот что на самом деле удерживало меня от очевидного освободительного решения. Лишь однажды нервы мои сдали настолько, что я предприняла попытку уйти из «Искуства жить». Но закончилась она как-то странно… По утрам, до работы, не озвучивая свое тайное решение директрисе, я ездила на собеседования. Там я проходила какие-то тесты, разговаривала с какими-то умными людьми и в итоге узнала, что возраст мой для смены работы и выхода на новый виток карьеры совсем неподходящий: я на том самом рубеже, перейдя который начинают гарантированно выдыхаться и выгорать офисные работники. Эффективность тридцатилетних уже не та – это было научно доказано. Если к этому возрасту ты ничего не добился, не выбился на руководящую должность, то все – с тобой покончено. Ты, как выжатый до капли лимон, сходишь с дистанции, уступив место молодому, свежему офисному сырью.