Жестокеры
Шрифт:
– Потому что ты не умеешь работать с клиентами. Мы посовещались и совместно приняли решение, что твой заказ возьмет Элла.
Работая в «Искустве жить», я убедилась в том, что существуют люди, чьих действий, образа мышления и хищнического способа существования по отношению к другим людям я просто не в состоянии понять. Полина стояла надо мной, скрестив руки на груди (на своей отсутствующей груди) и всем своим наглым видом говоря: «А ну-ка, что ты на это скажешь?». Я смотрела в ее холодные глаза, на ее издевающуюся ухмылку. Я проклинала себя за то, что мои эмоции наверняка сейчас написаны на моем лице – к удовольствию этой костлявой ведьмы. Удивительное создание! Казалось, у тщедушной Полины едва хватает сил, чтобы просто
«Постная, тощая, как скелет, немигающая стерва. Сухая, как сушеная вобла к пиву. При этом с таким тяжелым характером, что, собственно, без пива ты и не годишься. Хотя нет: пиво не поможет тебя переварить, тут нужна водка. Когда я тебя впервые увидела, то подумала, что тебе лет пятьдесят. А ведь ты всего на год старше меня! Скелетора!»
Я с трудом сдержалась, чтобы не назвать ее Скелеторой в лицо. Кстати, это действительно было так – насчет возраста Полины. Примерно через полгода после моего прихода в «Искуство жить», в середине марта мы отмечали ее день рождения. Слово взяла Элла:
– Полиночка, дорогая моя! Поздравляю тебя с новым годом твоей жизни! Милая, двадцать семь – это еще самое начало пути, тот возраст, когда все еще может начаться заново…
Дальше я не слушала. Я уставилась на это болезненное лицо, туго обтянутое сухой желтоватой кожей, с сеткой заметных морщин. Как двадцать семь?… Ведь это же получается, что «пятидесятилетняя» Полина всего на год старше меня… Вот уж действительно: злость и высокомерие никого не красят… Но мне быстро расхотелось язвить и насмехаться. Я почувствовала острую жалость к Полине: если она так выглядит в свои двадцать семь, наверно, дело в серьезных проблемах со здоровьем. Я тут же забыла про все ее ежедневные придирки ко мне. Помню, как я с сочувствием смотрела на ее острые костлявые плечики, на ее шейку, на которой выступал каждый позвонок, на выпирающие крыльца лопаток. Мне хотелось подойти к Полине и по-дружески ее обнять. Смешно, но тогда мне действительно было ее жаль. Это сейчас, зная, что произойдет дальше, я хочу сказать, я хочу крикнуть себе:
– Не жалей их, АЕК! Они тебя не пожалеют.
Полина все еще стояла надо мной и выжидающе на меня смотрела. Впрочем, ее поступок и ее слова не стали для меня неожиданностью. Про то, что я не умею работать, в «Искустве жить» мне заявляли постоянно – как-то же надо было оправдать свои хищнические действия по отношению к моим заказам. Такая низкая оценка моей личности и моих способностей позволяла им объяснить, прежде всего, мне самой, почему они могут захапывать моих клиентов и мои деньги. При этом я открывала статистику продаж и неизменно видела, что мои показатели там выше среднего – ничуть не хуже, чем у остальных девиц. А еще я читала отзывы от своих довольных заказчиков. Я вскинула подбородок и с улыбкой взглянула на Полину.
– Полина, пожалуйста, научи, как надо работать. Ты ведь старший менеджер.
Вот что смешно: при моих попытках уточнить, как же именно надо работать, и просьбе научить меня это делать, мне неизменно ничего не могли ответить, а лишь раздраженно поджимали губы. Так было и на этот раз: Полина сделала оскорбленное лицо и плотно сомкнула свои уста. Я улыбнулась. Я была уверена, что отшила ее. Но, выдержав свою фирменную театральную паузу, Полина выдала:
– Если ты все-таки вдруг не поняла: этот заказ будет
Ничего больше не сказав, Полина развернулась и медленно поплыла на свое место. Там она царственно присела на свой стул, тщательно расправив складки своей юбочки. Она считала разговор оконченным, а меня – побежденной.
– Хорошо, Полин, – громко сказала я со своего места. – Если мы теперь работаем на таких условиях, так тому и быть. Но тогда и я в следующий раз поступлю так же: когда придет твой клиент, я просто возьму его себе, хорошо? Только вот жаль, что это будет нескоро: ты ведь у нас не снисходишь до простых заказов.
Пробегавшая мимо швея украдкой хмыкнула и, взяв с полки отрез материи, скрылась в своей каморке. Круглые совиные глаза округлились еще больше. Полина медленно встала и яростно расправила складки своей юбочки. Несколько угрожающих шагов в мою сторону сделала и здоровенная Элла.
– Какое право ты имеешь критиковать нашу Полину? Ее все любят и уважают. А ты здесь всего лишь изгой. Ты здесь работаешь только потому, что нравишься директрисе.
У меня внутри что-то опустилось. Я поискала глазами Дашу – свою единственную поддержку. Ну куда она запропастилась? Она ведь только что сидела за своим столом! В последнее время она каждый раз вот так исчезает, когда она мне так нужна…
Элла и Полина больше ничего не сказали. Но долго еще сидели, тихонько перетявкиваясь, как вредные собачки, цыкая и злобно поглядывая в мою сторону.
***
Правило № 6: Инициаторам моббинга не нужен внешний повод. Не всегда есть причинно-следственная связь между тем, как повела себя жертва, и ответной реакцией на ее поведение. Зачастую травители и сами не знают, за что они травят человека. Тем более не знает этого жертва. Это заставляет ее терзаться от непонимания, заниматься самокопанием. Жертва испытывает тревогу, стыд и смутное чувство вины.
ПОДКОВЫРКА ШЕСТАЯ: ДОГАДАЙСЯ, ЧТО С ТОБОЙ НЕ ТАК! А МЫ ТЕБЕ НЕ СКАЖЕМ! (МЫ САМИ ЭТОГО НЕ ЗНАЕМ)
Я не понимала, почему они ко мне прицепились. Их парадоксальные реакции, их странное враждебное отношение ко мне – все это как будто совсем не соотносилось с тем, какой я человек. Я знала, что справляюсь с работой, да и коллега я вроде неплохая. То есть я хороший работник, хорошая коллега и довольно неплохой человек. Разве за эти годы они не должны были в этом убедиться? Разве своими качествами и своей работой я не доказала, что достойна лучшего к себе отношения? Но тогда вопрос: почему ко мне относятся так плохо? В этом не было никакой логики и никакой справедливости. Было очевидно одно: девицы сразу, с самого первого дня, по какой-то необъяснимой причине приняли меня в штыки, все дружно, причем, совершенно не зная, что я за человек. Казалось, они договорились обо всем еще до моего прихода в «Искуство жить». Но и потом, узнав меня, они почему-то предпочли проигнорировать мои реальные качества и набросать вместо меня какую-то убогую карикатуру. Я не узнавала в ней себя.
Что не давало мне покоя во всей этой ситуации, полной какого-то скрытого противостояния, так это отсутствие причин для такой загадочной и упорной неприязни. Ведь чтобы тебя вот так невзлюбили, надо чем-то серьезно провиниться, ведь так? Ведь такого не бывает просто так, на ровном месте? Ненависть к человеку на ровном месте лишена всякой логики – а значит, она невозможна! Но тем не менее именно так они ко мне и относились! И я, хоть убей, не могла понять, почему. Сколько я ни погружалась в размышления, я все время приходила к одному и тому же странному выводу: я им просто не нравлюсь. Просто так, без всякой на то причины. Я понимала, что именно в этом объяснение всему, что происходило в «Искустве жить» – я им просто не понравилась. С самого первого дня, с самого первого взгляда.