Жестокеры

Рува Алиса

Это невозможно не заметить! Вот я захожу утром в салон, и меня своим фирменным неморгающим взглядом осматривает с ног до головы круглоглазая Полина. Осматривает так возмущенно и осуждающе, словно на мне не офисное платье, а одно только нижнее белье. При этом взгляд Полины неизменно фокусируется на моей груди. Чего она хочет? Оторвать эту грудь и прицепить на свое плоское туловище? Я уже сама готова подарить ее Полине, лишь бы избавить себя от этого ежедневного бесцеремонного разглядывания.

Чувствуя себя раздетой, прохожу за свой стол. Настенька в очередном цветастом сарафане (интересно, сколько их у нее?) быстро отворачивается, как будто меня здесь нет. Она боится,

что кто-то заметит, что она со мной поздоровалась. Ей неловко сидеть за одним столом с таким «чудом» – еще подумают, что мы подружки. После такого «радушного» приема я уже порядком деморализована – хотя еще только начало рабочего дня. Но что это? Вот идет моя клиентка, но, не дойдя до моего стола, почему-то присаживается к Элле… Странно: может, она не видела, что я сегодня тоже работаю? Ну ничего, у меня есть и другие заказы… Хотя, конечно, я немало времени провела с этой клиенткой, подбирая ей шторы… Вот Элла идет с ней к стойке с образцами тканей. Обе делают вид, что не замечают меня. Я тоже стараюсь на них не смотреть и делаю вид, что погружена в расчеты по другому клиенту. Но не могу сосредоточиться. В конце концов, мы получаем проценты с продаж, и Элла сейчас нагло ворует мои деньги, причем делает это с совершенно невозмутимой миной, как будто так и должно быть.

Впрочем, меня не особо удивила ее наглая выходка. В последнее время они не раз пытались провернуть что-то подобное. Дело в том, что в наш затерянный в дебрях старого парка салон редко кто-то заходил. Большую часть дня девицы маялись от безделья и скуки. Конечно, изредка случались и авралы: одновременно приходили несколько человек. Тогда весь салон оживлялся и начинал гудеть, словно потревоженный улей. Мы носились, сбивая друг друга с ног, таща в руках разноцветные отрезы ткани и кипы шнурков. Мы прикладывали их друг к другу для демонстрации клиентам всего многообразия нашего прекрасного ассортимента. В такие моменты просыпалась даже вялая Полина, широко, как сова, распахнув свои немигающие глаза. Она покидала свой «трон» и снисходила до нужд простых покупателей. Но такое случалось нечасто. По большей части девицы откровенно скучали. И, конечно, ревностно относились к тому, что у кого-то из них вдруг намечался мало-мальски крупный заказ.

Я вижу, что Элла пытается всучить моей клиентке какую-то цветастую тряпку с аляповатым рисунком, которая смотрится дешево и безвкусно. О боже! Зачем? Зачем она пошла к Элле? Ведь мы подобрали такие красивые портьеры! Клиентка спрашивает о цене. Элла в замешательстве: закусила губу, брови ее выгнулись, а водянистые глазки забегали. Еще бы: они ведь оторвали все ценники, когда я только пришла в «Искуство жить». Это было сделано специально, чтобы осложнить мне работу, но вот смешно: Элла сама постоянно путалась из-за отсутствия артикулов и цен!

Однажды я предложила навести порядок и все-таки наклеить новые ценники, чтобы больше не было неопознанных, безымянных образцов, над которыми надо с глупым видом зависать, как это сейчас делает Элла, напрасно пытаясь вспомнить, что это за коллекция и сколько это стоит. Но любое мое разумное предложение в «Искустве жить» с возмущением отвергалось. Девицы принимали в штыки любую попытку внести изменения в давно заведенный странный порядок, несмотря на то, что это существенно облегчило бы работу нам всем. И в тот раз мое предложение было высмеяно и раскритиковано. Я попыталась привлечь на помощь Дашу, но та лишь беззаботно улыбнулась и пожала плечами.

Элла все-таки настаивает на том, чтобы всучить моей клиентке эту аляповатую тряпку, цены которой она не знает. Я ставлю локти на стол и опускаю в ладони свою усталую

голову. Я не услышала, как ко мне сбоку медленно подплыла Полина. Скрестив руки на груди, она заводит свою старую нудную пластинку о непрофессионализме с явными, прозрачными, оскорбительными намеками. Я уже давно поняла: говоря о непрофессионалах, Полина имеет в виду меня и только меня. По каким критериям девицы оценивали профессионализм? И это я к тому времени поняла: профессионалы – это сами девицы, а непрофессионал – всего лишь тот, чье поведение и методы работы отличаются от их собственных.

Каждый день меня критиковали за то, как «неправильно» я работаю.

– У тебя на складе зависла старая партия, а ты продаешь ему заказное полотно! – выпучив водянистые глаза и выгнув свои и без того выгнутые брови, шипела Элла. – Нам склад надо освобождать под новинки. Разве не видишь, что он захламлен? А ты оформляешь заказной товар!

«Так вспомни, что у тебя есть клиенты, и по ним еще месяц назад пришел материал, который и захламляет склад, потому что ты им не звонишь и не договариваешься о доставке. Просто вспомни о них и позвони им!»

– Это именно то, чего хотел заказчик, – сказала я вслух. – Он сам выбрал этот артикул.

Элла нетерпеливо вздохнула.

– «Кошелькам» не полагается хотеть и выбирать! Они должны брать то, что мы им предлагаем. И платить. Ясно?

Я с улыбкой взглянула на нее. Интересно, когда Элла предлагает людям какую-нибудь очередную безвкусную цветастую хрень, она и правда каждый раз надеется, что они просто возьмут и заплатят за нее?

Кира, та полная женщина с усиками над губой, которая в мой первый рабочий день сказала, что я здесь ненадолго, смотрела на меня, как на безнадежную, и авторитетно буркала:

– Нет. В продажах у нее никогда ничего не получится. Я это с самого начала говорила.

– Конечно, – тут же подтверждала Полина. – Она непрофессионал. Я вообще не понимаю, почему она здесь работает.

Это я не понимала, почему здесь работают все они! Довольно быстро я пришла к выводу, что при всем своем напускном «профессионализме» сами девицы были поразительно некомпетентны – едва ли не все, кроме Даши. Да они и не считали нужным стараться, даже не пытались работать хорошо. Они легко могли нагрубить клиенту, вовремя не выполнить свои обязанности, невнимательно считать и в итоге допустить серьезные ошибки с количеством материала. Большую часть рабочего дня девицы проводили за курением, распитием кофе и сплетнями. И при этом они, по их мнению, работали хорошо. А я – плохо.

Не дождавшись моей реакции, Полина, к счастью, уходит.

Отпустив мою клиентку, Элла бросилась перекурить – еле дотерпела, так было невмоготу. Когда, покурив, она тяжелым одурманенным шмелем летела мимо моего стола, окутав меня удушливым облаком вонючего табачного амбре, я спросила ее, как так произошло, что она снова перехватила мой заказ. Элла резко остановилась и вперила в меня непонимающий взгляд своих замутненных никотином глаз. Боковым зрением я увидела, как со своего «наблюдательного поста» медленно поднялась Полина. Она не спеша направилась в нашу сторону. Полина все делала очень медленно, подчеркнуто медленно, раздражающе медленно – словно ее включили в замедленном режиме, как видео. Она медленно ходила, медленно садилась на стул. Медленно вставала с него. Медленно расправляла складки своей пышной юбочки. Медленно поворачивала голову, чтобы пригвоздить тебя к месту своим убийственно высокомерным взглядом. Единственное, что Полина делала быстро, так это выдавала тебе очередную порцию своих критических замечаний. Задавала их тебе по самое «не хочу»!