Житие, в стреляющей глуши - страшное нечто...

Графов Станислав

"...Надо же, - подумал он в сердцах, словно в благодарность неизвестному.
– А мы ведь не одни, получается... В этом мире или в этой жизни. Во Вселенной, так сказать. Прямо как у г-г-графа Алексея Толстого в "Аэлите": мелькнули мохнатые тени - пауки побежали... Вот так Вселенная - разродилась человечеством, породила ещё сколько всего... И планет, и звёзд всяких, и тел небесных. И носится по ним что-то круглое и блестящее - хрень какая-то, глаза мозолит..."

Его чуть не подбросило - по тёмному звездному небу действительно носилась какая-то тёмная блестящая тень. Один раз Ваське показалось, что по краям у неё мелькнули огоньки.

Штука, похожая на детскую игрушку юла, сделала ещё один круг - метрах в пятиста над землёй, не меньше!
– зависла в воздухе. Затем круто, по оси, взмыла на огромную высоту, совершила виток на восток и больше не вернулась.

Васька сидел с открытым ртом из которого сама собой вывались смятая красноармейская пилотка. Он думал, что вообще-то многовато впечатлений для одного дня и начавшейся ночи... Хотя он не чувствовал страх, но пот, местами липкий и противный, обильно выступал у него на спине и на макушке. Но было поздно - за полночь. Связной...

Этот вопрос сейчас покалывал его изнутри.Прислушиваясь к храпу Онищенко, он нащупал во внутреннем кармане гестаповский жетон. Так и есть - не взял... Васька осторожно приблизился к спящему. Онищенко, обняв винтовку за ложе, положил голову на ствол и испускал булькающие звуки. На лице его светилась улыбка. Но один раз он произнёс - "вот сука, а ещё лыбится".

Васька нагнулся - чётко залепил ему выставленными пальцами под левое ухо. Онищенко засучил ногами и притих. Даже дыхание стало неживым, каким-то малозаметным, не говоря уже про мёртвенную бледность, покрывшую лицо. Рассчитав время, Васька перевязал его обмотками, соединив руки с ногами за спиной - одним узлом. Рот он пока решил не затыкать. Поди не дурак - сам допрёт, что орать тут ни к чему...

– Эй, брат!
– тихо позвал он существо.
– Если наблюдаешь, а ты наблюдаешь... будет такая просьба. Пока себя не кажи, за мной сейчас не ходи. Лучше присмотри за этим гавриком. Что б не шумел. Потом будем знакомиться. А то сейчас один человек обещался прийти, напугаешь ещё.Очень я этого не хочу - поверишь?

Пригибаясь, он шёл, чутко прислушиваясь, между деревьев и кустарников, залитых серебристо-голубым лунным светом. Дерьмовей погоды не придумаешь для встреч со связным. Но выбирать не приходилось. Когда деревья стали реже, а свечение луны между ними ярче, он вовсе упал на локти и пополз по-пластунски. Над деревней время от времени взлетали осветительные ракеты. Они повисали в воздухе, отчего острые крыши домов казались ещё более вытянутыми и нарисованными химическим, бледно-зелёным карандашом. Посвёркивая фонариками, прошёл по кромке поля германский патруль в пятнистых плащ-накидках. Солдаты, никого не таясь, весело обсуждали шнапс и датское консервированное сало, отдавая предпочтение свежему русскому. В конце-концов один из них сыграл на губной гармошке "Роза мутер" и оба тут же притихли, озираясь на небо. Было ясно, что обоих что-то волнует. Как бы ни то самое, что он видел в ночном небе...

А Васька вскоре ощутил неодолимую тягу назад. Спиной он поглощал проникающий жар, как будто поблизости топили печь, которая обжигала только его. В темноте уже просто чудились красноватые тарелки глаз неведомого существа. Они будто звали - манили к себе... Ваську это, конечно, настораживало. Но почему-то он смело поддавался этой манящей, влекомой силе. В ней не было ничего опасного и дурного. И это было главное.

– Ну, ты хоть в болото не заведи, - усмехался Васька для своего невидимого знакомца.
– Хоть знаешь, куда ведёшь? Учти, я несъедобный. В СМЕРШ таких не берут.

В

ответ он получил неясный толчок в левый висок. ему показалось, что "леший" (так он окрестил это существо для ясности)остался им доволен. Следовательно есть его не будет - это успокаивало.

Что ж, он именно это и ожидал - леший вывел его на поляну, где он оставил связанным Онищенко. Но он меньше всего ожидал там увидеть ещё кого-то. А именно - стройную миловидную девушку в платке, облачённую в грубую домотканую юбку и старенький плисовый жакет. На ногах у неё было лапти. Платок, покрывший голову, заслуживал особого внимания. он был тёмный, тёмно-синий или чёрный, с какой-то вышивкой, что в лунном свете не была видна, но Васька чувствовал каждый её узор. Лица девушки он не рассмотрел. Была надежда, что оно окажется прехорошеньким. Ведь как обидно будет - столько выпало на твою долю, а увидеть крокодила...

– Сорока-белобока, привет от лешака, - весело сказал Васька, заставив девушку вздрогнуть и упасть на траву.
– Что надо ответить?

– Без отзыва... фу-фу...
– произнесла она с облегчением, пока не вставая.
– Ну вы и незаметно подкрадываетесь...

– Профессия... есть вопросы - спрашивайте, - сказал он с той же интонацией, что и Лоренсу.

– Да уж, вопросы... Это кто?
– девушка указала на лежащего без движения Онищенко.

– Так, прибился... В деревне немцы небольшой переполох устроили - под раздачу попал. Пришлось его спасать. Не убивать в конце-концов же его там? Сами знаете - немцы за такое...К тому же на поверку свой оказался - хочет к нашим перейти, хотел меня с собой прихватить. Пришлось связать...

– А связали зачем?

– А чтоб дорогой не передумал - не побежал обратно, до хозяев, - сказал Васька, невинно тараща глаза.
– По правде говоря, он меня за немца принял.

Прикинув в уме все за и против, Васька заткнул Онищенко рот пилоткой. Затем отстегнул его флягу и вылил часть содержимого на его бледное лицо.

– Вот что, герой, - сказал он уверенно, когда тот стал приходить в себя.
– Обрадую тебя наконец - к партизанам пойдём! Так что сбылись твои мечты. А там увидим, наш ты или ещё чей. Только уговор: из портянок своих не вырывайся - я их малость ослаблю и руки твои вперёд вынесу. Кляп тоже не стоит выплёвывать. Во-первых, ты его не выплюнешь, во-вторых, я этого не дам сделать. Да, чуть было не забыл, - хлопнул он себя по голове: - Предупредить хочу. Если по пути надумаешь к бывшим своим вернуться - убъю...

***

…Косницин наконец выбрался из подсолнухов. Идти в хату? Да ну их, к лешему! Чего он там не видел? Сейчас же наркомят от пуза, а потом будут костерить на чём свет держится. Кума бы поискать… Зря он ему по морде съездил, вестимо зря. Какой ни какой, а всё ж родня. И друг ко всему.

Косницин перемахнул через плетень и осторожно двинул вдоль улицы. Ни души… Как убили Алёну Матвеевну – царствие ей небесное, несмотря на все её прегрешения и стервозность! – народ быстро скумекал что к чему. И решил носу до ветра не совать. Ещё бы! Не коммунисты чай! Ни Паши Ангелины и ни Стахановы здеся живут в каждом дворе! Или хотя бы – через двор. Охоты под пули лезть ни у кого нету…