Житие, в стреляющей глуши - страшное нечто...
Шрифт:
– Ну что ж, доспимся позже! – тряхнул он головой, видя, что девушка не спит и украдкой смотрит за ним. – Сейчас Андрюха последние семь снов повидает, и с чистой совестью – двинем дальше…
– Вы ему кляп изо рта-то выньте, бессердечный вы человек. Точно существо какое-то шерстью покрытое… - просящее и с лёгким осуждением обратилась к нему Аня. – Ну, не по-человечески это, по-звериному! Зачем так человека мучить?
– По-о-овторяю, - нараспев протянул Васька: - Он вчерашний «хиви», можно сказать – изменник… Не всех таких надо под
Подождав, пока девушкины глаза, замутнённые печалью, блеснули ясным огнём, он добавил:
– Вижу, наконец, понимаете! Слава Богу. Я ведь тоже такой жалостливый. Жизнь обязывает.
– А раньше кем были, до органов? Или вы кадровый?
– Фронтовиком был. А ещё раньше… - Васька хитро усмехнулся, потеряв свои глаза в морщинках. – Там всё было. Или – почти всё. И беспризорка, и детдом, и даже колония…
– Понятно теперь, - после недолгой паузы сказала девушка. – Вы бы поспали, Василий. Хотя бы часик. А я подежурю. Мне не привыкать. Это я так – немного отключилась. Не обращайте внимания.
– Да ничего, со всяким случается, - Васька на минуту задумался. – Что ж, давайте на часик прикурну, не возражаете?
Он сел, прислонившись к дереву. Поочерёдно, зажмуривая то один, то другой глаз, стал настраивать себя на отдых. Затем, считая про себя, закрыл оба глаза, стал рассматривать цветные точки и круги и точки, что возникли после трения век. Глаза окончательно слиплись, и он тут же разомкнул их…
ГЛАВА IV. КРОВАВОЕ ПЕКЛО ПОД ПОНЫРЯМИ.
Гранатулов прижался к жердям наката, которыми был обнесён по стенкам КП, приник к окуляру стереотрубы. Танки продолжали неумолимо наползать прусской свиньёй. С правого фланга, с высоты, по ним били противотанкисты: вкопанные в землю танки ННП, среди которых были лёгкие Т-70, тяжёлые КВ-1 и средние Т-34. Кроме этого – хлопали орудия ПТО калибра 75-мм, поставленные по ленд-лизу. Земля на высоте поминутно взлетала, превращаясь в клубы коричневато-жёлтой и молочно-серой пыли, пронзённой изнутри зубьями пламени. Коробки германских танков, покрытые пятнистыми разводами, с фальшбортами и «фартуками» дополнительной брони, с высокими командирскими куполами на башнях, напоминали доисторических зверей. Выплёвывая из длинных пушек сгустки пламени, они старались подавить наши огневые точки. С десяток уже чадили на ветру, который закручивал пыльные чертики, либо дымным густым пламенем, либо - неясно колебался воздух над обугленной, прошитой броней.
– На искусственном топливе! – орал сквозь грохот капитан, артиллерийский корректировщик, прикомандированный к батальоны Гранатулова. – Додумались же, суки! Гонят его, как самогон в своей Германии, - и снова приник к наушникам радиостанции: - «Молоток», «Молоток», «Астра» - приём! Как слышишь – прием!?! Ну-ка, вдарь по семнадцатому квадрату! Поправка шесть, угол сорок пять! По скоплению короб-б-бочек! Есть, принято…
Когда
В огородах ухали ЗИС-3 и ЗИС-2 противотанкового дивизиона, выдвинутые к переднему краю. В боевых порядках пехоты, между извилинами траншей с осыпанными брустверами, охотно тявкали маленькие «сорокопятки». Фиолетовые трассеры срывались и улетали в сторону пятнистых коробочек, срывая фальшборты и «фартуки», пробивая борта. Подкалиберных снарядов было мало - их берегли для «тигров», «фердинандов» и прочей звериной нечисти. Приходилось бить прицельно – с 500-600 метров. Даже лобовая броня у Т-III и Т-IV выросла до 75 и 80 мм – с этим также приходилось считаться.
Когда Гранатулов скользнул по ходу сообщения и выскочил на позиции противотанковой роты, приданной его батальону, первое, что он увидел – две пушки, лежавшие со смятыми щитами и скрюченными станинами. Одна показывала кверху изодранные осколками колёса, другая лежала на боку, уткнувшись в огромную воронку от «сотки». Возле них лежали в разных позах убитые со спёкшейся кровью на гимнастёрках, чей-то дымящийся «кирзач» с торчащим из него куском бледно-розовой кости оказался у него под ногами. Совсем юный лейтенант, командир расчета, сидел на зарядном ящике и прижимал к груди руку, залитую выше локтя тёмно-вишневой страшной влагой.
Взгляд у него, на пыльном, покрытом коричневой коркой, лице разобрать было сложно. Но Гранатулов всё понимал – он не собирался ничего рассматривать…
– Что, братуха… товарищ лейтенант, совсем тяжко? – начал было он, но тут же сорвался на визгливый крик: - Иди в санбат, твою мать, не грей ж… под огнём! Убъют же на хрен!
– Мы все выполнили приказ, все полегли… Одни я остался, пока только я… - парнишка закрыл уши. – Я тоже выполню приказ – ни шагу назад! Ни пяди родной земли… Сейчас беру пару противотанковых, и вперёд – под гусеницы…
– Какие к херам гусеницы, какое вперёд?!? – Гранатулов не удержался у наподдал ему так, что парнишка слетел на землю. Затем схватил его и затряс: - Ты, мать твою, жить должен и бить этих гадов! Понял?! Ещё раз такое услышу – сам пристрелю!!! А ну, ма-а-арш в санбат, кому сказал! За невыполнение приказа…
Он рванул из пыльной кобуры горячий ТТ, который спасительно выскользнул и – повис на ремешке.
Лейтенант торопливо встал на колени и виновато улыбнулся. Их тут же отбросило волной близкого взрыва.