Житие, в стреляющей глуши - страшное нечто...
Шрифт:
В руках у дочки был горшок с картошкой, свежий ржаной каравай да кринка с молоком6
– Пап, ты бы поел, да в хату шёл!
– и опустила голос до шёпота: - А так сидеть до вечера можно. Простудишься, околеешь - пропадём мы без тебя. Совсем пропадём. Я поставлю здесь, во дворе. А ты выходи - очень тебя просим...
Ага, любят, значит, уважают. Ну, куда вы без меня, птахи небесныя? Время-то военное, голодное и холодное. Кто вас прокормит, кто обогреет? Кто пред немцем за вас заступится? Кто-то - Платон Трофимыч, известно кто. Не дед Пихто же! Кому муж, а кому и отец. Его чтить и уважать нужно, а не хи-хи с ха-ха на него - из-под материного
...А ведь как чудно всё вышло с его ответственным назначением! В ОГПУ и в НКВД его и раньше вызывали. и по вредителям, и по врагам народа, которых искали на селе и по району. ПВ первую очередь - среди недобитых кулацких прихвостнях, подкулачниках, коими для Советов были все, кто жить богато желал. Или зажиточно. И тайне мечтал, что б старые времена вернулись. Хотя бы как при царе Николашке, на худой момент - при Сашке Керенском. Разносил по сёлам и весям неведомо кто слухи, будто Сталин, а раньше него - сам Троцкий решил вернуть в Россию капитализм, даже монархию. будто жив царь-батюшка, скрывают его за границей слуги верные. А кто-то поговаривал - да в Москве он живёт, и в Сухуми, как простой человек в обличие другом, без бороды и усов... И будто бы Сталин за такое попустительство Троцкого выслал, а затем Орджоникидзе застрелить велел, наркома тяжёлой промышленности-то.Потому как был тот из князей - революцию втайне не принимал, был тайный человек государя при нём...
Поговаривал Свирид, что слухи эти разносили от отца Дмитрия. Но то ли дело - Свирид! Если б не одно обстоятельство...
За месяц до того, как германские танки запросто въехали в Орел, снова его вызвали куда следует. Молодой и симпатичный, с треугольничками в малиновых петлицах и со знаком "отличный чекист" сержант не стал на него кричать и раздавать оплеухи. Он вежливо поинтересовался здоровьем. Задал протокольные вопросы о службе в Добрармии, о мотивах, что побудили перейти в Красную армию. Затем, лукаво усмехаясь, предложил подтвердить прошлые показания, сверяя их с прежними - подписанными листами протокола ("Мною прочитано, мною подписано верно"). особенно чекиста интересовал период после демобилизации из РККА. А именно - почему помкомвзвода Косницин не изъявил желания учиться военному делу? Не подал рапорт на имя командира части - направить его на учёбу в Военную академию, или на курсы усовершенствования... "Всё могу понять, но когда здоровый двадцатилетний помкомвзвода не горит желанием служить делу Советской власти, то это наводит на печальные размышления, - констатировал он, весело пожимая плечами.
– А нужна ли такому Советская власть, а хочет ли он её защищать? Ладно, рядовые бойцы, в большинстве своём неграмотные и забитые. Да, их никто бы не направил, не взял... Но вы отчего не пожелали, товарищ Косницин? Или всё же гражданин?"
Сказать-то было нечего и он промолчал, словно пойманный с поличным. Сердце гулко забилось - бум-бум!
– словно подтверждая самые худшие подозрения. И про указанный период он стал плести что-то очень невнятное. Мол, попытка это была, гражданин начальник (уже гражданин!) до Индии добраться, пешком и на поездах. Потому как рассказывали, будто там фрукта разная и сладкая, величиной с арбуз или дыню - на ветках и на кустах растёт, да животные чудные, с длинными носами, аж до земли. Из которых молоко так и хлещет, если потянуть. И хотел Косницин, раб божий, играя на гармонике в теплушках, сначала до Оренбурга значится доехать, а потом - до самой...
Чекист, отпив чаю, и заказав стакан для Косницина, задал ему повторно всё те же уточняющие вопросы, надеясь "прокачать на косвенных". Но Косницин стал врать уверенно - видел, как тот прячет улыбку и не лютует. На неточности в мелочах отвечал - ну, многое ли упомнишь, гражданин начальник? Многое ли увидешь с крыши вагона, ночуя на станциях и под открытым небом? Да ещё лихие люди кругом, с обрезом и "максимом"...
"Хорошо-хорошо, - начал "клеиться" к нему чекист: - Пойдём так: вот вы смотрите, что Советская власть несмотря на вашу несознательность, на службу у белых, а затем на ваше нэповское "товарищество", вам всё же доверяет.
Косницин взял и вторично поджался - после эдакого подходца. Действительно, с середины 1939-го к негу пару раз приставал парторг села, а один раз вызывали в райком по этому вопросу. Причём, не просто так, а на бюро парткома - посидеть, послушать, сделать выводы... Председатель парторганизации колхоза, старый безрукий коноармеец с Орденом Красного знамени, снова и снова "закручивал" эту "шарманку", как только заставал Косницина с глазу на глаз. Но тот был ни в какую - ни готов, ни достоин...
"...А почему так - считал что не готов, не достоин? Что, старые грехи дают о себе знать, о которых нам не сообщили?
– с улыбкой допытывался сержант госбезопасности Крутиков.
– Которые вы утаили на предыдущих допросах, утаиваете и сейчас? Может, самое время - покаяться - рассказать всё, как на духу?" "Да не в чем мне каяться, гражданин начальник. Всё рассказал как есть, без утайки. Христом Богом клянусь, - размашисто перекрестил себя Косницин, готовый соскочить со стула на колени.
– В Бога я верую, гражданин начальник. Какой из меня поэтому большевик-то?!"
"...Всё-то вы верно сказали кроме одного. Не гражданин, а товарищ.Да-да, товарищ! Благодарю вас, товарищ Косницин, за вашу откровенность. А теперь - откровенность за откровенность. Мы хотели бы оставить вас работать во вражеском тылу.Сделать вас нашим сотрудником.
Как вы на это посмотрите?
– и, видя его замешательство, продолжил: - Отвечайте как на духу! Дело это опасное и трудное. Враг будет постоянно вычислять наших людей. Важно не дать ему ни малейшего повода себя заподозрить. Малейшее подозрение влечёт за собой опасность провала".
Косницин беззвучно открыл рот - вопрос сам по себе напрашивался...
"У вас наверняка возникли вопросы - а почему вы?..
– продолжал чекист как ни в чём не бывало.
– Дело в том, что на наш взгляд, вы обладаете всеми необходимыми для нас качествами. Для того, чтобы их проверить, мы вас постоянно к себе вызывали. И проверяли порой довольно жёстко... А теперь поняли: вы - то, что нам нужно. Немцы наверняка возьмут вас на заметку как скрытого ,затаившегося врага. А вы, в свою очередь, не особенно таитесь. Смело говорите, что всё это время ненавидели Советскую власть, хотя и боялись, мечтали о её кончине. так и скажите, что говорю вам сейчас - слово в слово... И вам поверят. Особенно, если сделают упор на вашу службу в белой армии и ваше товарищество "рога и копыта"... Мол, всегда любил, товарищ Косницин, красивую жизнь, хотел разбогатеть. А Советская власть всё не давала развернуться! Короче говоря, типичная история приспособленца-кулачка, да ещё бывшего нэпмана. По-больше нас ругайте, опишите всё допросы в этих стенах. Не жалейте красок: мол, били, сутками держали в сырой камере без еды и питья, угрожали расстрелом семьи. Они это любят - они вам поверят. Ведь они именно так нас подают своему руководству и за это деньги получают. Как говорится - круговая порука..."
Косницин не шевелился - старался даже не дышать. Хотя последнее выходило плохо. Последнее просто придавило его - готово было сплющить своей беспощадной откровенностью.И он ответил просто - своим безоговорочным согласием...
А Крутиков подошёл к самому главному. Он настоял, чтобы Платон остался в кабинете, где запер его на час, а сам ушёл. При этом предложил допить чай и дал кипу бумаги, перо и чернила. В течении часа Косницин написал свою биографию. Затем, когда Крутиков отпер кабинет, Платон Трофимыч вынужден был подписать бумагу, где говорилось, что Косницин Платон Трофимыч добровольно соглашается на сотрудничество с органами госбезопасности НКГБ СССР и выбирает себе в целях конспирации псевдоним Анисья и обещает не разглашать факт своего сотрудничества. Когда Косницин наконец подписал, отерев капли пота, что дрожали у него в бороде, ему крепко пожали руку и от души поблагодарили.