Жизнь только начинается
Шрифт:
Комсомольцы решили спасти положение. Оля предложила Целинцеву взять шефство над Юрой, "пока он не поймет, что стыдно быть двоечником". Комсомолец Умит Раджабов взялся подготовить Юру по узбекскому языку.
– Опять сегодня двойку схватил, - угрожающе сказал Целинцев, - а мне на бюро за тебя попало.
Юра, позевывая, лениво глядел в окно.
– Там ничего нет, в книгу смотри, - с сердцем сказал Целинцев.
Но если человек не хочет заниматься, трудно ему что-либо втолковать.
– Бездельник! Сколько можно лодырничать?
Юра обидчиво надул губы и наотрез отказался заниматься:
– Не кричи! Как умею, так и учусь.
– Ты умеешь, но не хочешь! Не мне, тебе это нужно, дурень.
Юра, насупившись, бросил на кровать книги с тетрадями.
– Как хочешь, - сердито махнул рукой Целинцев.
– Я не каменный.
– Он собрал свои учебники и вышел.
Юра слышал, как пришел Вася. Приоткрыв глаза, он со злостью посмотрел на счастливое лицо товарища.
А ночь была длинная, длинная. Не раз просыпался Юра с надеждой: не утро ли? Включал свет. Часы показывали два... Потом три... четыре часа ночи... Вдруг захотелось покурить. Вышел в коридор. Курил, прислонясь к стенке, закрыв глаза. Кружилась голова, чуть поташнивало. С папиросой в руке Юра вернулся в спальню. Перед глазами стояла Оля: строгая, красивая. "Как грустно в мире одному", - прошептал Юра с горечью. Если бы его сейчас спросили, чего он желает больше всего на свете, "Увидеть Олю", - не задумываясь, ответил бы он. Но его никто ни о чем не спрашивал.
Как грустно в мире одному!
Зачем расстались мы?
Пойми меня, как я люблю!
Навек люблю тебя!
"Сам сочинил!" - с удивлением подумал Юра. Ведь он никогда не сочинял - и вдруг сразу получились стихи.
Проснулся он от нестерпимой боли, схватился за грудь. Дымилось одеяло. В прожженную дырку свободно пролезал кулак.
"Вот и накурился. Теперь пропесочат", - с ужасом подумал Юра.
Он поднялся вместе с ребятами, убирая постель, прикрыл дырку на одеяле подушкой, потом пулей выскочил из общежития.
Из трамвая Юра вышел на кольце, свернул в одну из узких улиц старого города и побрел медленно в горьком раздумье. Он купил двести граммов конфет и зашел в небольшую чайхану. На подмостках, застеленных коврами, сидели старики и, тихо переговариваясь, пили чай.
Чай в чайхане особенно вкусный, ароматный. Парнишка лет шестнадцати, рослый, красивый, с черными живыми глазами, подал Юре на подносе чайник и пиалу.
– Самсы принеси парочку, - важно сказал он пареньку и показал два пальца.
Тот с готовностью, улыбаясь, кивнул головой и на чистом русском языке сказал:
– Я хорошо понимаю.
"А я по-узбекски не понимаю, - подумал с сожалением Юра.
– Ничего, когда-нибудь
– В чайхане нет. Там есть, - указал паренек в окно.
– Совсем близко.
Юра вернулся с четырьмя палочками эскимо. Лениво пожевывая, он наблюдал за пареньком. Тот сновал от одного человека к другому, подавал чай, конфеты, лепешки, сушеный урюк, самсу.
Чайханщик, маленький, с толстыми плечами, стоял около медных самоваров и под их мерное гудение напевал вполголоса унылую, нагонявшую сон песню. Его круглое добродушное лицо лоснилось.
– Эй, парень! Хочешь эскимо?
– Юра протянул две палочки.
– Рахмат, спасибо. Не хочу.
– Рахмат - потом, сначала ешь...
Парнишка, поколебавшись, осторожно взял мороженое.
– Как тебя звать?
– Садык.
– А почему ты все время улыбаешься?
– Не знаю почему...
– А ты сколько часов работаешь?
– Восемь.
– Не больше?
– Нет.
– Нравится работа?
– вкрадчиво спросил Юра.
Садык пожал плечами. Кто-то стукнул в пустой чайник - и Садык убежал. А Юра догадывался: "Наверно, у паренька на душе тошно, а он улыбается".
Юра опять подозвал Садыка.
– Сколько получаешь?
– Триста пятьдесят.
– И ты за эти гроши работаешь?
– Да. Хорошо платят, работа легкая.
– А ты любишь легкую работу?
Садык опять пожал плечами и ничего не ответил.
– И хочется тебе чай подавать? Ведь ты здоровый, молодой. Не стыдно? Девушка увидит тебя - отвернется, плюнет и скажет: "Не надо мне прислуги".
– А что такое "прислуга"?
– Тащишка вроде.
– Я не тащишка, не прислуга.
– Чудак, ты не обижайся. Не в полном смысле. Пусть чайханщик сам подает. Вполне один справится. Смотри, он от жира скоро лопнет. Пусть побегает, ему же лучше будет, похудеет.
– Юра заговорил тише.
– Тебе не здесь надо работать. Хочешь быть героем труда?
– А ты кто такой?
– Тракторист, слесарь, комбайнер...
– Юра вытянул вперед ладони.
– На все руки мастер. Получать буду тысячу рублей в месяц, а постараюсь - до двух догоню.
– О!
– воскликнул Садык, - такой молодой и тракторист.
– Он причмокнул языком.
– Очень хорошо!
– А ты хочешь?
– Я не умею... Очень хочу...
– Я тоже не умел. Эх, и школа у нас, Садык! Академия! Из нашей школы сплошные герои выходят.
– И ты герой?
– Конечно...
– Юра вдруг смутился.
– Нет, Садык, я пока еще не герой. Мало-мало рановато. А вот из прежнего выпуска двенадцать человек прославились. Ты Паню Рогачева знаешь?