Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

Солод Вадим

Здесь вышли: собрание сочинений М. Ю. Лермонтова в 4 томах, Н. В. Гоголя в 10, произведения К. Бальмонта, И. Бунина, Ф. Сологуба, Е. Замятина, А. Н. Толстого, М. Горького, Б. Пильняка, Б. Зайцева, А. Чапыгина, А. Ремизова, А. Белого, Б. Пастернака, Н. Гумилёва, В. Ходасевича, Г. Иванова, М. Цветаевой, книги серии «Жизнь замечательных людей»… В редакционный совет издательства, помимо А. М. Горького, входили А. Бенуа, академик С. Ф. Ольденбург и профессор А. П. Пинкевич.

Коллеги-эмигранты уже в первые послереволюционные годы стали обвинять Зиновия Гржебина в том, что он на большевистские деньги скупает права на те произведения русских писателей, которые невозможно было напечатать по политическим соображениям, то есть, по мнению его недругов, делал коммерсант всё это исключительно на случай падения большевистского режима. «С первого момента

революции, — писала Зинаида Гиппиус, — он как клещ впился в Горького. Не отставая от него ни на шаг, кто-то видел его на запятках автомобиля великой княгини Ксении Александровны, когда в нём в мартовские дни разъезжал Горький… Теперь он правая рука… Горького. Вхож к нему во всякое время, достаёт ему по случаю разные предметы искусства, ведь Горький жадно скупает всякие вазы и эмали у презренных „буржуев“, умирающих с голоду… К писателям Гржебин относится теперь по-меценатски. У него есть как бы своё (полулегальное, под крылом Горького) издательство. Он скупает всех писателей с именами — скупает впрок, ведь теперь нельзя издавать. На случай переворота — вся русская литература в его руках, по договорам, на многие лета и как выгодно приобретённая! Буквально, буквально за несколько кусков хлеба! Ни один издатель при мне и со мной так бесстыдно не торговался, как Гржебин… Ремизову за его произведения внёс мешок мёрзлого картофеля… Мережковскому за избранные сочинения — такую сумму, которая в переводе составила 50 франков. Покупку совершает со знанием буржуазных предрассудков. Договоры старается писать на гербовой бумаге и закупает, так сказать, впрок: или навсегда, или, как было с Куприным, не меньше, как на 100 тыс. экземпляров».

Справедливости ради надо сказать, что «дочь юриста» Зинаида Николаевна давно и страстно ненавидела Зиновия Исаевича. В первые послереволюционные годы Гржебин действительно выполнял различные посреднические функции в интересах советского правительства — приобретал за линией Северо-восточного фронта (на территории, которая контролировалась войсками генерала от инфантерии Н. Н. Юденича) медикаменты, телеграфные аппараты, медную проволоку и прочий дефицит, осуществлял их бесперебойную доставку в Петроград, за что и получал 15 % от суммы контракта от Наркомата торговли. Бизнес был опасным, сложным по логистике, а потому высокодоходным. Почему у живших по соседству Д. Мережковского и З. Гиппиус это вызывало столь крайнюю реакцию, сказать трудно, но иначе как «прирождённым паразитом и мародёром интеллигентной среды» они его не называли.

Среди критиков издателя были и те, кто считал покупку авторских прав у беспомощных, не сумевших адаптироваться к реалиям новой жизни литераторов благотворительностью, спасением их от голодной, в буквальном смысле этого слова, смерти. К тому же в условиях сложившегося правового вакуума писатели могли продать (и продавали) один и тот же текст разным издательствам, что позволяло им хоть как-то увеличить свой скромный гонорар. Поэтому Зиновий Исаевич имел все основания обвинять правообладателей в банальном жульничестве: «Немедленно по продаже мне своих произведений… Мережковский снова продаёт те же сочинения другим издательствам. Пытался он продать и Государственному издательству, которое переслало мне его весьма пикантное письмо. Гиппиус продала мне свои стихи в 1918 году, деньги получила, а материал не сдала. Куприн продал мне сочинения, уже ранее проданные другому издательству».

Становилось очевидно, что большевики были готовы финансировать всё, что предлагал им А. М. Горький, только вот достаточных средств для этого у них не было. Поэтому «Буревестник» был вынужден постоянно обращаться к В. И. Ленину за поддержкой того или иного проекта. Алексей Максимович писал Председателю СНК в феврале 1919 года: «На днях закончим печатание перечня книг, предположенных к изданию „Всемирной Литературой“. Я думаю, что нехудо будет перевести эти списки на все европейские языки и разослать их в Германию, Англию, Францию, Скандинавские страны и т. д., дабы пролетарии Запада, а также А. Франсы, Уэллсы и разные Шейдеманы видели воочию, что российский пролетариат не токмо не варвар, а понимает интернационализм гораздо шире, чем они, культурные люди, и что он в самых гнусных условиях, какие только можно представить себе, сумел сделать в год то, до чего им давно бы пора додуматься.

Будьте здоровы! А товарищи-коммунисты очень нерадивый, нетрудоспособный и самолюбивый народишко. Работать с ними трудно, знаете ли!»

Такие технические вопросы, как, например, получение разрешения на вывоз за границу рукописей мемуаров В. Чернова и Л. Мартова, которые уполномоченными Главного управления таможенного контроля были отнесены к антисоветским,

Владимир Ильич решал оперативно, но вот в вопросах выделения бюджетных средств, увы, быстро помочь не мог. Тогда Гржебин вновь предложил СНК идею реализовывать книги на русском языке в Европе, прежде всего среди русскоязычной диаспоры. Предложение это, конечно, имело право на жизнь, но в то же время оно создавало неразрешимые проблемы с экономическими расчётами (средняя цена на книгу в Германии составляла 12–15 марок, что делало её рентабельной при нереальном для того времени тираже не менее 10 тысяч экземпляров), недостаточной востребованностью такой литературы среди хорошо образованных людей, свободно владеющих иностранными языками, а также наличием проблем с правообладателями, при том условии, что они постоянно проживали за границей.

10 января 1920 года между З. И. Гржебиным и заведующим Госкомиздатом В. В. Воровским был заключён договор на печатание книг и учебных пособий, а 31 января того же года — договор на покупку бумаги в Финляндии между ГИЗ и А. М. Горьким, который затем должен был передать полномочия Гржебину. Последний договор выполнен не был.

Через неделю издатель получил аванс в 1 000 000 рублей, также ему было обещано ещё два миллиона наличными, 30–35 000 000 рублей должны были быть переведены на расчётный счёт издательства. Для осуществления зарубежных платежей СНК дополнительно выделялись 1 000 000 рублей и 5 000 000 «думских рублей» [228] для закупки типографской бумаги.

228

26 апреля 1917 года Временным правительством был издан указ о введении в денежный оборот государственных кредитных билетов достоинством 250 и 1000 рублей, которые стали называться «думскими», так как на оборотной стороне тысячной купюры было изображение Таврического дворца в Петрограде, служившего для заседаний Государственной думы; также в дизайне купюры была использована свастика, названная в описании графическим элементом. Кстати, основная эмиссия «думских» рублей была осуществлена именно большевистским правительством. «Думки» принимались в качестве платёжного средства до 1923 года.

Однако Наркомат внешней торговли опротестовал договор Гржебина с ГИЗ на том основании, что В. В. Воровский не был «правомочен решать подобного рода вопросы». Тем не менее 16 февраля 1921 года А. М. Горький направил В. И. Ленину новое экономическое обоснование о целесообразности печатания книг за границей.

Через какое-то время коллегия Госиздата рассмотрела вопрос о прекращении сотрудничества с «Издательством Гржебина», при этом представитель ВСНХ в Берлине Н. М. Федоровский сумел убедить А. В. Луначарского в том, что имя издателя известно всей Европе, но при этом о Наркомпросе РСФСР никто не слышал: «Пользуясь деньгами от Вас и сотрудничеством посланных Вами же профессоров… этот господин по всей Европе разрекламировал себя: „Издательство Гржебина. Стокгольм-Берлин-Петербург“. Это значится на всех книжках и даже на глобусах, которые сей предприниматель посылает к вам. Получилась совершенно дикая вещь. Германский книжный и типографский мир не знает РСФСР, не знает Комиссариата просвещения, но хорошо знает Гржебина». Для наркома всё это звучало, конечно же, обидно.

Владимир Ильич сумел вовлечь в конфликт практически всех членов Политбюро. Гржебин забрасывал вождя письмами, настаивал на встрече, но, судя по всему, председатель СНК имел достаточно полную информацию относительно планов издателя осуществлять независимую коммерческую деятельность параллельно с выполнением государственного задания.

Политбюро ЦК ВКП(б) с учётом мнения ответственных товарищей приняло специальное постановление: «Принять меры к ликвидации договора с Гржебиным с наименьшим денежным ущербом для РСФСР и полнейшим финансовым и торговым бойкотом этого издательства… Во исполнение данного решения немедленно вступить в переговоры с соответствующими учреждениями (таможнями и т. п.)».

Окончательное решение партийного руководства фактически разорило крупного частного издателя, в течение нескольких лет осуществлявшего собственную и, как ему казалось, успешную игру с советскими чиновниками. Правда, одновременно было принято предложение о печатании за границей продукции издательства «Всемирная литература» — таким образом, несмотря на аннулирование прежних договоров, Гржебин снова получил новый государственный заказ.

Вскоре после принятия такого довольно противоречивого решения М. Горький торжественно представил Владимиру Ильичу Ленину отдельные книги, изданные в Германии. Их качество, дизайн, лучшая бумага «хольцфрай-44» впечатляли, хотя, по слухам, было напечатано всего лишь несколько подарочных экземпляров.