Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

Солод Вадим

Такая чересчур заметная активность крупного советского функционера вызывала устойчивую «нервную реакцию» председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского, который направил в ЦК РКП(б) записку с возражениями против ходатайств наркомпроса РСФСР о выезде за границу деятелей искусства: «В последнее время вновь участились случаи ходатайств различных артистических кругов — отдельных лиц и целых театров о разрешении на выезд за границу. Ходатайства эти систематически поддерживаются тов. Луначарским.

ВЧК на основании предыдущего опыта категорически протестует против этого. До сих пор ни одно из выпущенных лиц (как, например, Кусевицкий, Гзовская, Гайдаров, Бальмонт) не вернулось обратно, некоторые — в частности Бальмонт — ведут злостную кампанию против нас.

Такое послабление с

нашей стороны является ничем не оправдываемым расхищением наших культурных ценностей и усилением рядов наших врагов. Теперь тов. Луначарский возбуждает ходатайство о разрешении выезда заграницу 1-й студии Художественного театра.

Между тем, по вполне достоверным сведениям, группа артистов этого театра находится в тесной связи с американскими кругами, имеющими очень близкое отношение к разведочным органам. Театру обещано материальное содействие за границей. Артистка Сухачёва была в близких сношениях с рядом этих лиц.

Перед этим возбуждал ходатайство и Камерный театр. Ссылки на отдых и лечение отнюдь не являются убедительными, т. к. артисты легко могут использовать каникулярное время для поездок по провинции.

Высказываясь решительно против подобных ходатайств, ВЧК просит Центральный Комитет отнестись к этому вопросу со всей серьёзностью. С коммунистическим] приветом.

Председатель] ВЧК Дзержинский».

Когда после массовых арестов участников эсеровского мятежа А. М. Ремизов оказался в ВЧК, от тюремного подвала его спас всё тот же нарком по просвещению. Утончённый писатель и художник смог уехать «за кордон» вместе со своей женой Серафимой Ремизовой-Довгелло. Позднее в своей книге воспоминаний «Иверень. Загогулины моей памяти» он писал: «А когда я „по недоразумению“ попал на Гороховскую (дело о восстании левых с.-p., сами посудите, какой же я „повстанец“), первые слова, какими встретил меня следователь: „Что это у вас с Луначарским, с утра звонит?“ И я робко ответил: „Старый товарищ“». [1.216] Близкий к партии социалистов-революционеров Алексей Ремизов, плохо скрывавший своё скептическое отношение к большевикам, в Россию больше не вернулся — продолжил лечение в Берлине, а затем в Париже.

Однако, несмотря на категорическое нежелание ВЧК добровольно «расставаться с культурными ценностями», А. В. Луначарский продолжал, в буквальном смысле слова, спасать людей. Очень многие литераторы, художники и театральные деятели, арестованные Петроградской ЧК в самое «горячее» время 1918–1919 годов, вышли на свободу исключительно благодаря его личному вмешательству.

Для Ф. И. Шаляпина зарубежные гастроли были действительно «вопросом жизни и смерти» — без активной концертной деятельности он умирал как звезда мировой оперной сцены, тем более что его репертуар не особо соответствовал принципиально изменившимся вкусам российской публики, разве что только легендарный гимн народников «Дубинушка» ещё как-то оставался в тренде.

А. Луначарский настойчиво пытался решить вопрос с Шаляпиным, для чего добился его включения в повестку дня заседания Политбюро ЦК РКП(б), которое наконец-то приняло решение в виде п. 2 постановления от 10 мая 1921 года № 24 — О выпуске за границу Шаляпина (утверждение постановления Оргбюро от 9.V.21): «Утвердить постановление Оргбюро и выпустить Шаляпина за границу при условии гарантии со стороны ВЧК за то, что Шаляпин возвратится. Если ВЧК будет возражать, вопрос пересмотреть».

Понятно, что проблема «отпускать — не отпускать» являлась исключительно актуальной, но для её купирования нужны были свежие, «остроумные» решения. Об одном из таких, предложенном консультантом при Наркомпросе Олейниковым, по всей видимости прикомандированным сотрудником ВЧК, А. Луначарский докладывал в Политбюро служебной запиской: «Дорогие товарищи! Согласно постановлению Политбюро ЦК, мною составлен был список лиц, отправившихся за границу. Теперь Политбюро надлежит в окончательной форме разрешить вопрос о посылке за границу нескольких артистов, а именно: труппы 1-й студии, квартета Страдивариуса вместе с пианистом Орловым, а также дать Наркомпросу право разрешить выезд ещё нескольким отдельным лицам. Консультант при Наркомпросе, тов. Олейников, предложил чрезвычайно остроумный способ, а именно — установить для всех желающих выехать за границу артистов очередь при Главном художественном комитете, отпускать их по 3 или по 5 с заявлением, что вновь отпускаться будут только лица

после возвращения ранее уехавших. Таким образом мы установим естественную круговую поруку. Отправлять будем только по ходатайству артистов, может быть, через профессиональный] союз или через мес[тные] коммуны, так что они сами будут виноваты, если из первой пятёрки кто-либо останется за границей, и, таким образом, они автоматически закупорят для себя выезд. Думается, что в такие же условия следует поставить и труппы, т. е. отпустить сейчас Первую Студию только с тем, что, скажем, поездка Художественного театра окажется возможной, если Студия вернётся. Одновременно с этим предлагаю чрезвычайной важности письмо ко мне тов. Красина с запиской замнаркома Каражана, просил бы не задерживать с рассмотрением этого вопроса и назначить поскорей» (АП РФ. Ф. 3. Оп. 35. Л. 11).

Ф. И. Шаляпину было выдвинуто ещё одно дополнительное, но обязательное условие: половину от всех полученных гонораров артист должен был передавать сотрудникам советских представительств. Оказаться он не мог: во-первых, зарубежные импресарио платили довольно хорошо и в валюте, во-вторых, выезд разрешён только одному Фёдору Ивановичу — жена и дети ждали его возвращения в России [233] .

Первое зарубежное турне Фёдора Ивановича прошло с большим успехом. Столица молодой Эстонской республики Таллин (Ревель) с восторгом аплодировала народному артисту РСФСР. Концерты организовал бывший тенор Мариинского театра Витинг. Затем Шаляпину поступили довольно выгодные предложения о гастрольных турах в Америке, Европе, Китае, Японии.

233

Только к 1927 году дети Ф. И. Шаляпина смогут покинуть СССР. В Москве останется его старшая дочь Марфа с мужем и своей матерью Иолой Торнаги-Шаляпиной.

Выходец из самых низов, сирота, а ныне блестяще одарённый драматический артист, Фёдор Шаляпин самозабвенно любил деньги. Упрекать его за это трудно — время было страшное, голодное. Всю свою жизнь великий русский бас мечтал о спокойной, обеспеченной жизни для себя и своих детей. В конце — концов она (эта мечта. — Авт.) сбылась ценой его неимоверного труда, постоянных нервных срывов, связанных с критической эксплуатацией голосовых связок и реальной опасностью потерять голос от перенапряжения.

Иногда с благородной целью заработать сотню другую всемирно известный солист пускался во все тяжкие. Представим себе океанский лайнер «Адриатик», являвшийся одним из четырёх самых быстрых в мире и принадлежащий английской компании White star line. Из Саутгемптона шикарный корабль берёт курс на Нью-Йорк. Соседями певца по каютам 1 класса являются мировые знаменитости — композитор Рихард Штраус и выдающийся писатель, социалист-утопист Герберт Уэллс.

По просьбе капитана Шаляпин даёт концерты в музыкальном салоне корабля, исключительно для заработка, но самый большой и неожиданный доход ему приносит продажа собственных рисунков по цене в 100 американских долларов за лист. Благодарными поклонниками они были раскуплены все, доход певца составил внушительные 3000 американских долларов [234] .

234

Для примера: общий заработок Ф. Шаляпина от продажи его грампластинок в Великобритании по ещё довоенному контракту, заключённому с Фредом Гайзбергом, составил всего 200 английских фунтов.

После успешного турне народный артист вновь пересёк Атлантику и после оглушительного успеха в Лондоне благополучно вернулся в Петроград. Следуя договорённостям, перед отъездом на родину певец вручил советскому полпреду Л. Б. Красину 1400 фунтов стерлингов — половину полученного им гонорара.

Убедившись в своей востребованности у иностранной публики, Ф. И. Шаляпин вновь обращается в СНК РСФСР за разрешением на выезд, теперь уже просит отпустить его вместе с семьёй. «И вот тут — каюсь — я решил покривить душою, — вспоминал Фёдор Иванович, — я стал развивать мысль, что мои выступления за границей приносят советской власти пользу, делают ей большую рекламу. „Вот, дескать, какие в `Советах` живут и процветают артисты!“ Я этого, конечно, не думал. Всем же понятно, что если я неплохо пою и неплохо играю, то в этом председатель Совнаркома ни душой, ни телом не виноват, что таким уж меня задолго до большевизма создал Господь Бог. Я это просто бухнул в мой профит».