Жизнь замечательных людей по дзэну
Шрифт:
«Однако, же! Моветон!
Откуда и почему графиня Сусанна Ивановна взяла дурные слова и манеры, будто её окунули в бочку с нефтью?
Употребила неупотребительное в свете слово, и показала на запретное для девиц пальчиком, как приглашала меня в опочивальню!»
Граф Прохор Михайлович долго ходил по Летнему Саду в раздумье, не выпил даже шампанского, не здоровался с графьями и князьями, а погрузился в мысли, словно утонул в сметане.
Он мысленно хулил и журил графиню Сусанну Ивановну за дурное поведение, но в конце дня мысль о её пальчиках, задорном
— Влекомая девица! Дзэн!
ПРЕДЧУВСТВИЕ
Граф Клейнмихель Карл Гансович изволил выйти на рыбную ловлю вблизи села Царское.
Загодя мужики и егеря подготовили мостки для ужения рыбы, принесли на мостки кожаное канапе для удобства графа, сервировочный столик, серебряное ведерко для выуженной рыбы, золотую коробочку для дождевых червей, удилище из кости мамонта и с тончайшим волосом арабского скакуна Зейнаба.
Поутру, как изволили проснуться, совершить моцион и дзэн, граф Клейнмихель пополудни вышел на мостки и приготовился к рыбной ловле, как к походу на турка.
Егерь Митрич насадил наживку, обедневший граф Задумов Фриц Оттович взбил мягкие подушки; граф Карл Гансович откинулся на оные, принял из рук заботливого Митрича удилище и – пошла, пошла рыбная ловля в селе Царское.
— Что, Карл Гансович, не выпить ли нам по бокалу шампанского? – граф Фриц Оттович потирал ручки, но смотрел с культурным подобострастием, которому обучают в гимназиях всех польских детей даже немецкого происхождения.
— Шампанское? С утра? – брови графа Клейнмихель поползли вверх, будто ловили мух. – Больны, вы, Фриц Оттович, наверно, если на рыбалке предлагаете выпить, будто мы три дня не пили.
— Отчего же-с, пили-с!
Но традиция, иначе рыбка не клюнет!
Пользительно для натуры – шампанское над водой! – граф Фриц Оттович грозно посмотрел на егеря, как на провинившегося холопа.
Красноносый Митрич с готовностью прогудел в бороду лопатой:
— Самое необходимое на рыбалке – шампанское, ваше превосходительство!
Традиция, а без традиции не только рыба мертва, но и народ мертв!
Смотрю я на вас, ваше превосходительство, и вижу в ваших очах бездонных не только заботу о рыбке, но и о Государственной думе, где денег не хватает.
Знаю, как вас озабочивает процесс рыбной ловли и в ту же минуту – Государственные дела, поэтому хорошо, если неприятности разгоните бокалом шампанского!
Традиция-с!
— Нуте! Нуте! Иже еси! – граф Карл Гансович принял из рук графа Фрица Оттовича хрустальный бокал, выпил с достоинством и пониманием.
Фриц Оттович в ту же минуту снова наполнил бокал (не забывал и о себе, сам пил, да на Митрича поглядывал, а Митрич уже из бутылки залпом шампанское допил и другую открывал):
— За первую рыбку, душечка Карл Гансович!
— Полноте, Фриц Оттович, милейший!
Где
— Вот и выпьем, чтобы первая рыбка нашла случай к вам на удилище, милейший друг Карл Гансович! – граф Задумов уже без утайки посмотрел на Митрича, и егерь приволок из кустов ящик шампанского, как лучшую наживку на сазана. – Я люблю времяпровождение возле вас, Карл Гансович, с радостью принимаю и рыбалку и плач в Государственной думе по поводу голода в Поволжье.
Из благородной гордости думаю о вашем высочайшем положении и о себе, за что благодарен вам и вашей кузине графине Антакольской Павлине Егоровне милейшей.
Вспомните, как вы вынесли оскорбления от её мужа князя Антакольского Федора Александровича, с достоинством вынесли, а я ведь до полночи просиживал с судейскими и положительно запретил им посещать вас, когда у вас дамы в опочивальне.
— Предчувствие у меня дурное, — граф Клейнмихель вздрогнул, будто опомнился после зимней спячки в берлоге. — Сон снился, как медведь из зоологического сада убежал и меня досаждал.
Я во сне еще предчувствовал, с мучительной тоской приглядывался к медведю, а он меня беспокоил лапами и насылал темный рок, словно сажу в глаза кидал.
— Так то не медведь, а – рыба, что вы сейчас удите! – Митрич сказал серьезно, и графья не уловили в его словах миллилитра иронии. – Виновата перед вами рыба, ваше превосходительство, что не клюет, а пора бы ей навестить высочайшую особу!
Медведь – рыба, и он предостерегает вас от трезвости на рыбалке, ваше превосходительство.
Вдруг, слова егеря исчезли, а на их место пришел звонкий женский смех – так смеются наяды над утонувшими моряками.
Из осоки, справа, метрах в десяти от мостика, на котором граф Клейнмихель удил рыбу, выбежали в воду две тончайшие в талии, но крепкие в бедрах, девицы абсолютно нагие.
Девицы не смотрели на графьев и егеря, и с хохотом стегали друг дружку тончайшими прутиками по ягодицам и по втянутым животам.
— Однако! Вразумительно! Гм! – граф Клейнмихель округлил очи, поднес к глазам лорнет в золотой оправе, как дополнительное зрение.
— Сисек совсем нет, ребра выпирают, но девки справные, интересные, как кобылы в течке, - Митрич щедро, по младогегельянски, высморкался в рушник.
— Дурак! Это же – балерины Мими и Зизи! С визитом к князю Мышкину Петру Емельяновичу пожаловали, я их замечал второго дня, в пятницу! Прелюбопытнейшие девицы, ногу выше головы поднимают! – граф Задумов шипел, как змея: — Тише, а то обнаружат, что мы за ними наблюдаем, а это – конфуз!
— Мы же рядом, неужто, не видят? – граф Клейнмихель вскочил с мягких подушек, затем осторожно присел, снова выпил шампанского – для раздумий.