Злобный леший, выйди вон!

Аведин Илья

Вот они выехали из леса и оказались среди бесконечных белых полей. Дорога все также хорошо выделялась между застывшими снежными волнами. Вот впереди зачернели крыши домов. Показался дым из труб, темными струйками поднимающийся и исчезающий среди серого неба. Блеклое солнце к этому времени перекатилось по правую руку Еремея. Близился закат.

– Почти приехали.

– Мне страшно, Ерем.

– И мне страшно. Но где наша не пропадала, а?

– Что если нас просто повернут? Или того хуже, выдадут первому попавшемуся

опричнику, или приказчику какому.

– Стой! – закричал мужик, выскочивший на дорогу из-ниоткуда. – Куда путь держите?

Братья переглянулись. Мужик это был одет в крепкую сбитую кожаную куртку, изнутри покрытую мехом. На ремне висел меч, на который он и положил руку.

– Коль перед нами стоит славная Лысовка, то туда и держим, - ответил Еремей.

– А откуда сами будете?

Гаврила не дал брату соврать и сказал вперед него.

– Из Зеленого Яра.

– Из Зеленого Яра, слышишь, - крикнул кому-то мужик.

– Сколько их? – донеслось из сугроба.

– Сколько вас? – переспросил мужик.

– Я да брат, жена его и двое детей позади.

Мужик посмотрел за спины братьев. Что-то долго считал и заявил:

– Там больше чем вы сказали.

– Ах. Позабыл совсем. Там еще пятеро не мои.

– А чьи?

– А вот, через лес, что позади, идет группа крестьян. Ночью заявятся. Их и спросите, чьи дети.

– Так ты их украл что ль?

– Вы что? Я их с добрым сердцем взял, чтобы они по лесу не бродили, да не мерзли.

– Прямо-таки добрым сердцем?

– Куприяна спросите. Ни гроша за это не взял, – сказал Еремей.

– А Куприян этот, кто такой?

– Пущай едут! – крикнул кто-то из-за сугроба, не дав Еремею ответить.

– Ладно, езжайте прямо по дороге, там вдоль околицы и попадете на заставный двор, а там с вами решат.

Телега проехала чуть вперед, и тогда Еремей увидел, что позади сугроба разместилась землянка, в которой сидел второй мужик, одетый как и первый. Он сидел спиной к дороге, за столом и что-то писал.

– Ты смотри, он там пишет что ли?

– Похоже, что пишет.

– Стражник грамоте обучен?

– Может он просто зазубрины на дереве делает. Сколько людей въехало, сколько выехало.

– Так и для этого надо ум иметь.

Братья посмеялись и двинулись к деревне.

– Как думаешь, - прервал молчание Гаврил, - что там с нами решат?

– Не могу знать. Знаю только, что зря ты правду сказал. Мы же хотели сказать, что из Примедногорья. Чего ты ему все как на духу выдал?

– Решил, что новую жизнь начинать со лжи не стоит.

– Как бы новая жизнь, не оборвалась, не успев начаться.

– Типун тебе на язык, Ерема.

– Да, типун мне на язык.

Доехав до околицы, больше похожей на стену замка, только деревянную, братья проехали вдоль нее и оказались перед заставным двором. Зрелище он являл следующее:

высокий забор в том месте образовывал карман, в глубине которого стояли крупные дубовые ворота; сбоку от ворот поместилась небольшая, но добротная изба, у входа в которую стоял стражник с копьем. Он помахал прибывшим, дав знак, что телегу можно оставить здесь, а самим надобно пройти внутрь. Так они и сделали. И вот, двое мужчин, женщина и целый выводок детей стояли, наконец, в тепле избы, перед столом, за которым сидел молодец лет двадцати.

– Да вы не стойте, присядьте, - указал он на скамьи, поставленные у стен.

– Спасибо, господин, насиделись, - ответил Еремей. Гаврил тоже остался на ногах, а его жена и детки, словно воробьи, разлетелись по предложенным местам.

– Ваше дело. И я не господин.

– А как к вам тогда?

– Прохор. Просто Прохор. Такая же крестьянская душа, только возведенная в чин местного распорядителя. Вот тебя как звать?

– Еремей.

– А тебя?

– Гаврил.

– Больно похожи вы. Братья, стало быть?

– Как есть братья.

– А детки чьи?

– Мои, - ни без гордости сказал Гаврил.

– Семеро, ну вы даете, - улыбнулся Прохор.

– А, нет же. Мои двое. Остальные не наши. Это мы крестьян в лесу повстречали, что идут сюда, своим ходом. Вот мы детишек их и приняли к себе в телегу, чтобы те не померзли.

– Это хорошо. Да, хорошо, - сказал Прохор, старательно что-то записывая.

Как только он записал, что было должно, он окинул взглядом детишек. Румяные их щечки больше не прятались в глубинах одежды, и они весело болтали ножками.

– Согрелись, что ли? – спросил он их, улыбнувшись, и замер, увидев, во что была укутана дочь Гаврила.

– Это что такое?

– Дочь моя.

– Во что, твоя дочь одета, - он посмотрел в книгу, - Гаврил?

– В шубу, - вступился Еремей. – Это я украл шубу, на постоялом дворе по пути сюда.

– У кого украл? Отвечай!

Еремей оторопел, но собрался и сказал:

– Господин какой-то. Я его плохо разглядел - темно было. Волосы черные, сам сутулый какой-то, руки странно держал. Да вы не бойтесь, у такого как он, думаю златцев должно хватить на новую. Он, к слову соврал мне, что из Лысовки сам.

– Он не соврал, - сказал Прохор.

Еремей побледнел.

– Ты его тоже видел? – спросил Прохор Гаврила.

– Нет, я в телеге сидел.

– Так, так, так, - застучал Прохор пальцами по столу. – Значит так. Ты, - указал он на Еремея, пойдешь со мной, а вас проводят.

– К-куда проводят? – напугался Гаврил.

– Я без брата никуда! – запротестовал Еремей.

– Ты не в том положении, чтобы указывать. Идем, – скомандовал Прохор и встал.

– Что ж, похоже, не вышло нам сыскать новую жизнь, - сказал Гаврил, и хотел было пойти прочь.