Злодейка в быту
Шрифт:
— Где-то здесь лежит доска, Юйлин. Мы с тобой давно не играли. Принесешь?
— Да, папа, — понуро соглашаюсь я. Насколько в иномирной жизни мне не нравились шахматы и шашки, настолько же в этой мне не нравится игра вейци. Отец приглашал для меня учителя, преподававшего первому принцу. Увы, в отличие от принца я оказалась бездарной ученицей.
Зная, что игра для меня мучение, папа все равно настаивает. Неужели он рассердился только из-за того, что флейтист позволил себе коснуться меня? Очевидно,
Я честно пытаюсь вспомнить уроки, но уже через десяток ходов становится понятно, что папины белые фишки теснят мои черные. Вот был бы у меня телефон с сетью, я бы могла запустить игру на максимальном уровне и повторять ходы искусственного интеллекта, то-то папа бы удивился. В реальности же я проигрываю, а папа требует еще одну партию и еще.
В какой-то момент я смиряюсь с происходящим. Может, я все неправильно понимаю? Может, папе нравится выигрывать, как бы по-детски это ни звучало? Как-то само получается, что я впадаю в легкое медитативное состояние, вслушиваюсь в щелчки фишек.
— Зачем ты поднялась на стену, Юйлин?
Так папа зол из-за этого?
Вообще-то, сама могла догадаться.
— Я прогнала толпу у ворот.
— Если бы не доброта господина заклинателя, тот лучник бы тебя… застрелил, Юйлин.
От его спокойного тона меня пробирает озноб.
— Прости… — выдыхаю я, обхожу стол и опускаюсь на пол рядом с его креслом. — Мне жаль, что я тебя напугала.
— Тебе жаль, что ты меня напугала, Юйлин? Что ты по-глупому рискнула своей жизнью, тебе не жаль?
Не вижу смысла спорить. Мое решение, возможно, не самое лучшее, но, если бы не мое рисковое вмешательство, мятежники бы проломили ворота, пробили защиту и ворвались на территорию поместья. Да, мы с отцом успели бы укрыться в убежище, созданном как раз на такой случай, и ушли бы через тайный ход. Но вот старые слуги точно бы не спаслись.
— Мне жаль, — соглашаюсь я.
Папа треплет меня по волосам, а я вдруг замечаю, что из-под верхнего слоя его одежды выглянул кулон, с которым папа, сколько я себя помню, никогда не расставался. Кулон начинает светиться режущим голубым светом и вдруг резко покрывается паутиной трещин, раздается хруст, и кулон превращается в облачко серой пыли.
Глава 36
Схватившись за воротник, папа меняется в лице. Он суетливо ощупывает пустой шнурок, наконец сдергивает его, подносит к глазам и безвольно роняет. Выглядит так, словно потеря кулона напугала его больше, чем летящая в меня стрела.
— Кажется, Небеса тебя берегут, доча.
— Что?
— Неважно, неважно. — Папа настолько выбит из колеи, что повторяется. Ссутулившийся, растерянно оглядывающийся в сторону ворот, сейчас он совершенно не похож на министра.
Я хочу
Значит, партию мы не доиграем. Я начинаю убирать фишки в чаши, разделяя по цвету, но папа жестом показывает оставить и идти за ним.
— Па-а-а…
— Дочь, ты помнишь, где вход в убежище? Помнишь ключ?
— Разумеется. — Нужно с помощью ци начертить подряд два иероглифа, как и с замками на сундуках, только другие. — Пап, что произошло?
— Неважно.
— Ты позеленел, когда кулон рассыпался, и говоришь, что мне не о чем беспокоиться?! Серьезно?!
— Юйлин.
От неожиданной резкости я вздрагиваю. Папа одернул меня как расшалившуюся малолетку. Перед глазами встает сцена из моего детства, как я спряталась от кормилицы и выбежала на передний двор к важным гостям, запнулась о порог и, растянувшись, сбила с ног служанку, как раз подававшую чай. Позорище… Но сейчас-то всё по-другому!
— Пап, я не знаю, почему ты считаешь, что скрывать что-то очень серьезное лучше, чем предупредить. Пусть так. Только не говори не беспокоиться, ладно?
Он оборачивается, внимательно смотрит на меня:
— Дочь, ты изменилась до неузнаваемости. Вроде бы ты, моя родная девочка, но будто совершенно другой человек.
Готова ли я рассказать правду? Разоблачение больше не пугает меня, как в первый день, все же я не чужая душа, по ошибке получившая умирающее тело, я настоящая Юйлин, просто переродившаяся с памятью о жизни в другом мире.
Да, я могла бы рассказать.
Но зачем? Кому от этого будет хорошо? Мне? Отцу? Думаю, что никому.
— Повзрослела? — предполагаю я.
— Пока что я вижу самоуверенность и дерзость. Не лучшие качества, Юйлин.
Спорно…
— Не лучшие для кого? — уточняю я.
— Оставайся во дворе «Серебряной луны» и при малейшем намеке на опасность прячься. Больше никакого самоуправства. Ты поняла меня, Юйлин?
— Поняла…
Папа отворачивается и, тяжело ступая, уходит, оставив меня на дорожке в полном одиночестве. Я смотрю ему вслед и ловлю себя на очень странном чувстве: мне тесно, будто меня не в жилой павильон отправляют, а в клетку.
Не хочу, но…
Позвать Шаояна в столицу я не рискну, причем не знаю, боюсь я больше за своего демона или все же за столицу. Уйти одной опасно — мне хватило лучника. Остается, увы, делать ровно то, что сказал отец. Ну, почти.
Свернув на узкую дорожку, петляющую через тенистый бамбуковый сад, я вскоре выхожу к неприметным лунным воротам, за которыми скрывается павильон «Серебряной луны». Даже если ворвавшиеся в поместье чужаки догадаются обыскать сад, все равно у меня будет достаточно времени, чтобы нырнуть в тайный ход.