Знаки безразличия
Шрифт:
– К сожалению, нет, - с ледяным спокойствием ответил Крайнов.
У него опять дёрнулась щека, а Нине вдруг стало жарко. Ещё немного, и она не выдержит. Скажет этой женщине всё, что думает о ней. Перед глазами у неё мелькнуло видение - девочка с розовым воздушным шаром в виде зайца.
– Зачем тогда заводить такую дорогостоящую вещь?
– звенящим от гнева голосом спросила Нина и сама испугалась.
– Так, всё, хватит. Поговорили. Вон из моего дома, хамло!
– Прошу вас извинить мою помощницу, она молода и немного погорячилась. Вы же
– Хочу. Но на вас я буду жаловаться.
– Пожалуйста. Повторяю вопрос: почему Зоя сбежала?
– Ей... не хватало общения.
– Поймите, я не обвинять вас сюда пришёл, - тихо сказал Крайнов.
– Я пришёл, чтобы найти вашу дочь. Ваши материнские и человеческие качества меня мало интересуют. Мне нужна информация.
– Зоя сказала, что не хочет жить с нами, - поспешно, словно собираясь нырнуть в прорубь, ответила Екатерина.
– Мы, видите ли, не видели в ней личность. Личность. Да она с игрушками спала!
– Может быть, поэтому и спала, - как будто про себя, пробормотала Нина.
– Почему вы заявили о пропаже только на следующий день?
– Вот потому и заявила. Думала, она опять к бабке усвистела. Мы перед её... уходом... крупно повздорили. Она просила, чтобы я сходила с ней к стоматологу. Она их боялась - страсть... С детства, когда ей молочные драли без наркоза, пачками. У неё были очень плохие зубки...
Черты Екатерины смягчились, и она шёпотом продолжила:
– Я не пошла. Сказала ей, чтобы шла одна, мол, как малевать, так ты личность, а как в зубе дырку заделать...
Лицо женщины неожиданно сморщилось, собралось складками, как синтетическая тряпка под раскалённым утюгом. Она сделала один свистящий вдох, другой - и разрыдалась. Она плакала почти искренне, высоко подбрасывая округлые плечи, и Нине очень хотелось ей поверить.
– Я хотела... полюбить её, но не смогла.
– Мы осмотрим комнату?
– холодно, без тени сочувствия спросил Крайнов и, не дожидаясь разрешения, направился в коридор.
Нина посмотрела на плачущую женщину с брезгливой жалостью. Выдержав этот взгляд, Екатерина с усмешкой бросила ей:
– Ты не поймёшь. Мы любим друг друга, и третий нам не нужен, ясно?
– Если она была вам не нужна, зачем вы завели ребёнка?
– Чтобы как у всех было, понимаешь? Это страшный принцип - 'как у всех'. Стадное чувство. Осуждаешь? Плевать я хотела на твоё осуждение, моль ты бледная. Иди в рот своему хахалю смотреть.
Нина встала и быстро вышла. Вслед ей нёсся истеричный хохот Екатерины.
– Не обращай внимания, - тихо сказал Крайнов, когда она вошла в комнату Зои.
В маленьком помещении было солнечно, пахло клеем и почему-то переспелыми яблоками. На громоздком столе у окна были разбросаны восковые мелки, 'ванночки' с акварельными красками, блокноты и альбомные листы. В баночке из-под майонеза осталась вода с непонятного серо-бур-малинового цвета. Из воды торчала ручка кисточки.
– Я и не обращаю.
– Поэтому ты вот-вот разревёшься?
– Наверное, я была
– Хочешь сказать, мы были неправы?
Крайнов аккуратно достал кисточку, вытер бумажной салфеткой и пробормотал:
– Кто-то уже рылся на этом столе. Полиция или сами Ремизовы?
– Почему вы так решили?
– Ни один уважающий себя любитель рисования не оставит кисточку вот так в банке - портится ворс. Это азы, этому учат на первых занятиях. Так что, считаешь, что мы неправы?
– Не знаю. Она мать, у неё пропал ребёнок, мы не должны поступать так, как бы мы к ней не относились.
– Э - этика, - насмешливым шёпотом ответил Крайнов.
– Знаешь, меня ведь разозлило не то, что в их жизни нет места Зое. Не-е-ет. И даже не то, что они завели нежеланного ребёнка и мучили и его, и себя. Важно другое. Она поставила на Зое крест. Похоронила её. Она говорит о ребёнке в прошедшем времени. Ей будет легче, если девочка не вернётся. Вот это - свинство.
Стены были увешаны рисунками так, что почти полностью скрывали безвкусные обои с крупными голубыми цветами. Лошади, кошки, героини японских мультиков с огромными голубыми глазами, олени, звёзды и даже один искусно выполненный пейзаж - вид на Каму откуда-то из Заречья.
– Хм, Заречье. Опять Заречье.
Крайнов задумчиво разгладил ладонью загнутый уголок рисунка. На диване сидел, таращась в пространство глупыми пластмассовыми глазами, пыльный плюшевый тигр. Крайнов прикоснулся к его рыжевато-коричневой холке:
– Плохо, когда вместо родителей плюшевый друг и нарисованные лошадки, правда?
– Вы скоро там?
– раздался из-за двери голос окончательно взявшей себя в руки Екатерины.
– Нечего тут сериал 'След' изображать.
Крайнов дёрнул щекой, приоткрыл дверь и ровным голосом сказал, ни к кому не обращаясь, в образовавшуюся щель:
– Сколько нужно, столько и будем.
Екатерина пробормотала что-то оскорбительное и хлопнула дверью кухни так, что в коридоре с потолка посыпалась побелка. Крайнов тихо прикрыл дверь и повернулся к тигру:
– Я бы тоже сбежал к чертям из такого дома.
Нина фотографировала. В маленькой комнате снимки получались плохо, удавалось захватить совсем маленькие куски, поэтому она щёлкала всё подряд. Книжные полки, шкаф с перекошенной дверцей, засунутая между софой и окном старая клетка для хомяка или попугая... Странная комната. Казалось, Зоя пропала не три недели, а три года назад.
– Дверь в комнату снаружи оклеена обоями. Нет, ты понимаешь, Нина, они делают вид, что в квартире ребёнка просто нет!
В замке входной двери заскрежетал ключ, заскрипели петли.
– Кити, ласточка, ты дома?
– раздался в коридоре тонкий, слащавый голос, мало похожий на мужской.
– Ты почему не встречаешь Вадика?
– Тьфу, блин, - шёпотом выругался Крайнов.
Его передёрнуло, но он распахнул дверь и бодро поздоровался:
– Добрый день, Вадим!
– У нас гости?
– удивился отец Зои.