Золотой шар
Шрифт:
Поначалу ей это было и невдомек. Она относилась к нему точно так же, как к младшим его братьям и сестрам, которые стали совсем уже взрослыми: была с ним ласкова, иной раз над ним подтрунивала. А вот о деревьях и травах она слушала с интересом — чего он только о них не знал! Когда Майя-Стина приходила к пастору, Томас частенько наведывался на кухню: сядет, бывало, на табурет, раскачивается и смотрит, как она управляется с кипящими горшками или, закатав рукава, вымешивает своими пухлыми ручками тесто. Раз летним вечером он предложил: а не прогуляться ли им после того, как она вернется на Гору и обиходит Йоханну?
Они
В ноздри Майе-Стине тотчас ударил запах смолы и хвои. Ей представилось, будто она идет по тропинке, усыпанной шишками и бурыми иглами. Она идет, а тропинке не видно конца. По обеим сторонам черной стеной — низкие сосенки.
«Ты о чем задумалась? — спросил Томас — Ты сейчас где-то далеко-далеко».
Ветер посвежел, Майе-Стине стало зябко, и она легонько прижалась к Томасу. Тело его грело даже через рубашку. На нее пахнуло юностью и чистотой.
«Ясень и береза куда красивее, — сказала она. — Ты их тоже сажай».
«Я посажу все, что ты хочешь. — Он нерешительно взял ее за руку и качнул раз-другой. — Все, что хочешь».
Рука ее было дернулась. А потом ладонь раскрылась, и пальцы их переплелись. Ее мизинец тихонько поглаживал его запястье. Томас знал, Майя-Стина старше его. Но разве это имеет значение? Она такая маленькая и нежная. Ему вдруг захотелось упасть на колени и зарыться лицом в подол ее платья.
«Ясени, — повторила Майя-Стина, — не такие кряжистые, как дуб, зато у них сильные корни. Хоть они и тянутся к небу, а за землю держатся крепко».
Весть о том, что Майя-Стина выходит за пасторова Томаса, кое-кого в городке раздосадовала. Многие помнили ее еще сопливой девчонкой, — она только-только нанялась к новому пастору. Правда, тех, кто доподлинно знал ее возраст, можно было пересчитать по пальцам, но уж Малене-то память пока не отшибло: когда Томас появился на свет, Майя-Стина была около роженицы.
Ну а Нильс-Мартин несказанно обрадовался и пообещал, что устроит пир на весь мир.
В новом доме Нильса-Мартина справляют свадьбу. На почетном месте в удобном кресле сидит в окружении женщин Йоханна. Рядышком — попугай в золоченой клетке. Это одно красочное пятно. А вот и другое: Руфус в красной куртке с золотыми пуговицами; он появляется с подносом, уставленным кофейными чашками. В целом же царит черный цвет. На пасторовой кузине — шелковое черное платье, до самого пояса свешиваются три нитки черного жемчуга. Майя-Стина тоже в черном платье, его оживляет лишь белый, с острыми концами, кружевной воротник. Праздничные одежды топорщатся.
Картина первая. По правую и левую руку от жениха и невесты за овальным столом восседают на мягких стульях женщины и именитые гости. Стол покрыт белоснежной скатертью, вся она состоит из квадратиков, соединенных кружевными прошвами. Из-под скатерти выглядывают
Картина вторая. Гости оживленно переговариваются. Руфус в красной куртке направляется в противоположный конец залы, где за длинным столом расселись мужчины. Они поторапливают его криками — на подносе у него бутылки и стопки. Дым от трубок струйками плывет по зале. В распахнутые окна впорхнул ветерок и теребит белые занавеси. По простенкам кучками стоит молодежь — ждет, когда же начнутся танцы.
«Вот варенье и готово», — заключает, обмахиваясь рукой, пасторова кузина. Малене выпрямляет спину, а руки складывает на коленях. Все это время она не спускала глаз с длинного стола. Она боится, как бы Нильс-Олав опять не выставил себя на посмешище. Она бы подсела к нему, да нельзя. Ее место — здесь, за овальным столом.
Вечереет. Появляется музыкант и настраивает скрипку. Занавеси, посеревшие в сумерках, пляшут уже вовсю — то метнутся к музыканту, то опадут. У мужчин, сидящих за длинным столом, багровеют лица. Нильс-Анерс вытаскивает колоду и кости. Нильс-Мартин косится на пастора и его кузину. Ну да ведь хозяин-то он! Приличиям дань уже отдана, пускай его гости повеселятся.
Фьюить! Вот теперь скрипка запела внятно. Девушки жмутся к стенке, хихикают и нетерпеливо поглядывают на парней, а те переминаются с ноги на ногу и подталкивают один другого. Томас подымается из-за стола и выводит Майю-Стину на середину залы. Они медленно кружатся, приноравливаясь друг к дружке. Скрипка заиграла быстрее. Майя-Стина спотыкается, вскидывает глаза на Томаса и смеется, он же покрепче обхватывает ее за талию.
Танец в разгаре. Раз-два-три, раз-два-три, а теперь — притоп, развернулись лицом к лицу, и — прискок! Тени на стене дружно подпрыгивают. Мужчины поглядывают на танцующих поверх карт. В круг вошла Изелина. Она танцует по-своему. Изгибается, извивается, разбивая общий рисунок. У музыканта дрогнул смычок. Скрипка вырывается из его объятий и сама по себе наигрывает неистовую, скачущую мелодию. Он протягивает к ней руки, пытается ухватить ее, он носится за ней по всей зале. А она ликует, хохочет и, пританцовывая, уносится от него, исторгая необыкновенные звуки, которые таились в ней, но которые никто еще не вызывал к жизни.
Изелина танцует со скрипкой. Изелина танцует с кузнецом. Она вьется перед ним, а он топчется в углу, раскачиваясь в лад могучим телом. Она кладет руки ему на плечи и увлекает в бешеную круговерть. Он обнимает ее шелковистую талию, слышит нежное ее дыхание. Вот она прильнула к нему, вот легонько отталкивает от себя и кружится. Поймав ее взгляд, он подымает ее под потолок, где смычок сам собою летает по струнам. Изелина выгибает руки то так, то этак, а скрипичное тулово — светло-коричневое, блестящее — отражает каждое ее движение.