Зов Оз-моры
Шрифт:
[7]Эрямонь парь (эрз.), эрямань парь (мокш.) – «житейская кадка». Цилиндрический сундук, выдолбленный из ствола липы.
Глава 25. Крещение Девы воды
Конь нёсся к Вельдеманову так быстро, как будто в повозке не было ни трёх человек, ни сундука с приданым, да и сама она ничего не весила. По обе стороны дороги мелькали березняки и сосновые рощи, ручьи и озёра, луга и засеянные просом поля… На въезде в село Мине махнул пьяненый крестьянин, и Вирь-ава притормозила коня.
– Мы уж думали,
– Ёгорь, я туда вправду едва не попал.
Односельчанин сочувственно закивал, но постеснялся спросить Мину о его злоключениях.
– Чего ты телегой-то не правишь? Зачем девке доверил поводья?
– Сама захотела. Она, кстати, будет урьвалине на моей свадьбе.
– А беленькая девка, значит, твоя невеста?
– Не девка она, а купеческая дочка, – обиженно ответил Мина. – Машенькой зовут. Марией Гавриловной.
– Марё, значит? – мужик презрительно хмыкнул. – Белоручка! Самоварница! Как с такой жить будешь?
– Да уж как-нибудь…
– Мдааа… Как ты был дураком, Пиняй, так и остался. Та, что конём правит, для семьи-то пригоднее будет. Вон ручищи какие крепкие! Тоща, правда… – крестьянин погладил её взглядом, задумался и причмокнул. – Тоща, зато какие сиси отрастила! В жизни таких не видел. Потискать бы…
Мина заметил, что Вирь-ава еле сдерживается. Душа его ушла в пятки: Дева леса могла ведь и смертоубийство учинить! Однако она поступила иначе. Соскочила с повозки, задрала панар и со смехом сказала:
– Хочешь пощупать – щупай!
– Да я и не хотел вовсе, – засмущался Егор. – Это я так…
Вирь-ава вновь запрыгнула на телегу и взялась за вожжи. Не успела подвода подойти к Мининому дому, а всё село уже знало, что Минка Савельев сын женится на дочке купца из далёкого эрзянского села, красавице невероятной, но в быту бесполезной. Кто-то радовался за Мину, кто-то завидовал ему, чесал затылок и гадал, что в нём, нищем вдовце, нашла пригожая самоварница. Многие его жалели, предвидя, что из такого брака не выйдет ничего путного, что принесёт он мужику лишь несчастье и разорение. Отец Афанасий ж так истолковал новость: «Мариам, значит… Хорошо хоть крещёную девку берёт, а не татарку и не черемиску».
Изба Мины стояла на краю села, почти на берегу Гремячего ручья.
– Удобное местечко! – обрадовалась Дева воды. – Жаль, тесноват домик. Придётся ещё один возводить, у нас ведь скоро сын появится. Построим? – она вопросительно поглядела на Деву леса.
– Скажу лешакам, как придёт время, – ответила та, располагаясь на скамье.
Устав с дороги, они поели и легли спать. Всю ночь любопытные бабы одна за другой подбегали к Мининой избе. «Нет ли там разнузданного
Подслушивали они, подсматривали в щёлочки ставень… но нет, в избе всё было чинно. «Смотри-ка, блюдёт его Машка своё девичество, – заключили бабы. – Да и вторая, видно, тоже. Проверить бы надо. В день свадьбы мужичка ей подослать».
Наутро Мина пошёл в церковь договариваться о венчании. Отец Афанасий – высокий сухопарый поп с раздвоенной бородой и торчащим между её прядями кадычищем – поинтересовался:
– Невеста у тебя Марё, значит? Она вправду купеческая дочка?
– Посмотри на неё, и всё поймёшь.
– Папашу её как звать?
– Гаврила Михайлов сын. Живёт в Липягах, за Самарой. Без малого пятьсот вёрст отсюда.
– Далеко же от отчего дома твоя Марё усвистала! Не бежала ли от отца с матерью?
– Как в воду смотришь, святой отец! Не хотели её за меня выдавать…
– Красавица, говорят, да и не бедная… Чего ж она в тебе нашла?
– Коль приняла моё предложение, значит, нашла что-то, – заносчиво ответил Мина.
– Бежала от отца с матерью? Непросто будет вас обвенчать!
– Не постою за ценой.
– Венечная пошлина с вас будет два алтына. Ну, ещё десяток-другой гусей. Это уж не казне, а мне. Ежели найдёшь, приходи.
Вернулся домой Мина в глубокой печали.
– Что случилось? Отец Афанасий отказался нас венчать? – поинтересовалась Ведь-ава.
– Нет, просто мзду просит. Двадцать гусей. Где их взять?
– Гусей, говоришь? – усмехнулась Дева воды. – Гусь ведь птица водоплавающая, правда? Моя епархия!
– Конечно, – ответил Мина, не понимая, к чему клонит невеста.
– Отлучусь ненадолго. Подожди! – и она исчезла, оставив жениха наедине с Вирь-авой.
В ту же минуту во двор отца Афанасия стали спускаться дикие гуси. Большие, увесистые… Птица за птицей приземлялись прямо перед домом священника.
Святой отец попытался открыть дверь и убежать, но птицы с шипением и гоготом набросились на него, не давая выйти. «Бесовское наваждение!» – решил он, в страхе вылез через окно, которое выходило на залив Гремячего ручья. И тут…
Час от часу от часу не легче! Из-под ряски прямо перед святым отцом стали подниматься пузыри. Затем недалеко от берега забурлила вода, и на поверхности показалась серебристая грива. «Чудище водяное? – переполошился отец Афанасий, но увидев женское лицо, немного успокоился. – Да нет, девка… А видная-то какая!»