Звезда Одессы
Шрифт:
Тем временем официантка добралась до нашего столика, и Макс протянул ей сотню.
– В этой компании были и другие важные деятели, все запросто, на велосипедах, как большие мальчики, – явно устроили велосипедную тренировку по ориентации в столице. И знаешь, что забавно? Казалось, что они понятия не имеют, где находятся – в какой стране, в каком городе и тем более на какой улице, если ты понимаешь, что я хочу сказать. В этом было даже что-то милое, обезоруживающее: седой Кок, который предпочтет двойной бутерброд с сыром, а не настоящую еду с напитком, почти радостно едет
Макс сунул полученную от официантки сдачу в карман, а потом дал ей десятку. Прежде чем встать, он оглядел улицу Ван Барле слева и справа.
– Со мной в последнее время тоже происходят странные вещи, – сказал я, но Макс уже протискивался между столиками к выходу. – У нас была уборщица-марокканка. Не знаю, рассказывал ли я тебе…
Макс, не останавливаясь, широко зашагал в сторону Музейной площади; я не знал, стоит ли пройтись вместе с ним – вдруг он решит, что я ему докучаю? Поэтому я старался идти так, чтобы между нами оставалось хотя бы полметра.
– Ну так вот: летом она ушла в отпуск и не вернулась. А пару недель назад явился марокканец, оказавшийся ее братом, и спросил, не знаем ли мы, что случилось с Фатимой – так зовут его сестренку. В Марокко она, похоже, приехала совсем ненадолго – мы с самого начала именно так и подумали, – и теперь он обходит всех, у кого она работала, и спрашивает, не знают ли они чего-нибудь.
Не сбавляя шага, Макс достал из внутреннего кармана мобильник и стал набирать номер.
– И знаешь, что самое странное? – продолжил я поспешно. – Я все время думал о том, что мне знакомо это лицо. Я уже где-то видел брата Фатимы. И вдруг вспомнил. В кино. В «Калипсо», где мы с тобой встретились в антракте «Столкновения с бездной». Тот марокканец, который пытался спереть сумочку у Сильвии. Ты ему тогда врезал по морде…
Макс остановился, поднес мобильник к уху и снова опустил руку.
– Разве не странно? – сказал я. – Это же какой-то бред, разве не так? Я хочу сказать, велика ли вообще вероятность, что это случится на самом деле?
Макс посмотрел на меня; мне показалось, в его взгляде я уловил искорки легкой иронии, но, оглядываясь назад, я думаю, что это, скорее, был жалостливый взгляд.
– Еще с год назад я бы сказал: один шанс из десяти миллионов, – сказал я. – Но при той скорости, с которой сегодня размножается этот сброд, я скажу так: один к трем.
– Приятного времяпрепровождения, – сказал я Давиду и Натали и уже было повернулся, но, подумав, поставил бутылку белого вина на столик между ними.
Через несколько шагов я скрылся в зарослях хвойника высотой с человека, где мог отдышаться, прежде чем снова появиться перед гостями, пришедшими на новоселье. Дорога на кухню была перерезана шурином, которого я увидел из-за пушистых зеленых ветвей, покрытых иголками. Шурин становился все несноснее. Уже во время ремонта он в своей характерной манере, туманно и неуловимо, намекал, что «много знает»; сначала я думал, что он «шутит» или «иронизирует»,
– Те твои друзья, – говорил он, например, после ужина, склеивая самокрутку или открывая банку пива. – Выбросили бедную старушку из машины на проселочной дорожке или с якорем на шее опустили в воду в порту? Как думаешь?
Подобные замечания он отпускал преимущественно в тех случаях, когда Кристина или Давид переступали порог комнаты, имея возможность в любой момент вернуться; у меня не было времени ему ответить – оставалось только посмеиваться с глупым видом.
Но однажды днем мы стояли вдвоем в припаркованном перед дверью контейнере, куда постепенно складывали имущество госпожи Де Билде.
– А что, собственно, имеется в виду? – спросил он. – Мы для приличия поставим это барахло обратно, когда я закончу? Или сплавим туда же, куда сплавили ее, где бы это ни было?
Я почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом, и невольно поглядел наружу через открытую дверь контейнера, но улица была пуста.
– Чего ты, собственно, добиваешься? – сказал я, делая шаг в его сторону.
Должно быть, что-то в моем голосе прозвучало угрожающе: он поспешно огляделся, прикидывая, достаточно ли места между ящиками и предметами обстановки на случай рукопашной схватки.
– Играешь в хохмача? Или поднимаешь себе настроение? Или просто интересничаешь?
– Да нет, вовсе нет, – сказал он, не сумев скрыть дрожь в голосе. – Я только подумал…
– А, вот вы где сидите?
Мы не слышали, как подошла Кристина, поэтому она появилась в дверях контейнера совершенно неожиданно. В обеих руках у нее было по банке «Хейнекена».
Лицо шурина расплылось в широкой ухмылке.
– Я только подумал, не наступит ли время, когда придется чем-то отплатить, – сказал он так тихо, что Кристина не могла это услышать. – Услугой за услугу, хочу я сказать. Ведь так полагается в их среде? У них же ничего не делают даром?
– Дядя Фред…
Я почувствовал, как Тамар дергает меня за пальцы.
– Пойдем, – сказала Тамар и с мягкой настойчивостью вытянула меня из-за хвойника.
Мимо шурина и невестки, мимо еще нескольких гостей, лица которых показались мне лишь отдаленно знакомыми, – наверное, приятели Кристины или те соседи, которых я не знал в лицо, – она провела меня через кухню к гостиной; остановившись у двери, она приложила пальчик к губам.
Я просунул голову в дверь и заглянул в комнату: у окна, за новым компьютерным столом, сидел Вилко, братишка Тамар, и глядел в монитор. Изображения на мониторе не было: я лишь накануне вечером перенес компьютер в нашу «новую» гостиную и еще не успел его подключить. Но Вилко, казалось, не испытывал никакого неудобства оттого, что компьютер не работал: он сидел на стуле, раскинув руки, и с помощью губ имитировал гул самолетных двигателей. Сделав несколько «кругов», самолет, судя по звукам и соответствующим жестам, рухнул. После этого Вилко ударил по каким-то клавишам неподключенной клавиатуры, и «полет» начался снова.
Я посмотрел на сестренку Вилко, которая все еще держала меня за руку. Состроив рожицу, она постучала себе по лбу указательным пальцем свободной руки. Я утвердительно кивнул, постучал по своему лбу, а потом присел перед ней на корточки.
– Твой братишка совсем помешался, – сказал я, размышляя о том, как, черт побери, у таких отвратительных, пустых родителей могли родиться и это милое существо, и «одаренный» урод.
– А как папа и мама? – спросил я.
Тамар пожала плечами:
– Да ничего.