Звезда Одессы
Шрифт:
Петер снова лежал среди шлангов и мониторов, но весело поприветствовал меня, подняв руку; на столике возле его койки стоял свежий букет цветов.
– Наверное, чуть больше года назад, – ответил он, когда я спросил его об этом как мужчина мужчину; его кожа цвета газетной бумаги приобрела розоватый оттенок. – Да, тогда, на твоем дне рождения. Сначала мы просто стояли и разговаривали, а в следующую секунду это вдруг произошло. Вспыхнуло, парень, как порох…
– И тогда ты вышел вслед за ней на балкон, и там-то все и началось.
– Да, точно… Но погоди-ка,
Я подмигнул Петеру:
– Не совсем. Я тактично отступил, увидев, как Ивонна нагнулась, чтобы взять те пивные бутылки. Но когда вы и через четверть часа не вернулись с балкона…
А потом я осведомился – опять же, как можно тактичнее – о видах на будущее: о возможной продолжительности жизни Петера и о его планах в отношении моей невестки.
– Она хочет уйти от этого болвана, – сказал он. – Но все еще сомневается, потому что ей жалко детей. Что касается моих видов, то я не загадываю дальше чем на день. Может, это и странно, но с Ивонной, а потом – с раком все, кажется, стало гораздо интенсивнее. Словно за один год я должен наверстать упущенное за целую жизнь, как-то так.
Я понимающе кивнул. На прощание я обеими руками взялся за руку Петера.
– Ты должен подтолкнуть ее к уходу от этого дармоеда, – сказал я. – И для детей так будет лучше. Я хочу сказать, ты болен, но ты… – я подыскивал подходящее слово, – все-таки кое-кто: не знаю, как сказать это другими словами. Если бы дети сами выбирали себе отца, они скорее предпочли бы тебя, чем того лузера, складывающего пазлы. Ты так не думаешь?
– Не знаю. Я никогда не буду препятствовать им видеться с собственным отцом.
– Может быть, этого не потребуется, – сказал я и снова подмигнул. – Может быть, скоро это будет совсем не нужно.
Только когда стоимость вопросов возросла – как-никак теперь я мог забрать домой более шестнадцати тысяч гульденов, даже если бы неправильно ответил на все вопросы с седьмого по десятый, – до меня стало доходить: дело не сводится к тому, чтобы с помощью поднятых бровей и улыбочек привести меня к десяти миллионам.
Все началось с вопроса о «Бешеных псах»; сначала это выглядело случайностью, но потом оказалось, что дело обстоит иначе.
– В фильме «Бешеные псы» знаменитого американского режиссера Квентина Тарантино есть скандально известная сцена: один из участников ограбления, которого играет Майкл Мэдсен, отрезает у полицейского ухо, – прочитал Эрик Менкен вслух со своей карточки. – В фильме у всех налетчиков были клички: Мистер Розовый, Мистер Блондин, Мистер Белый и так далее… Как звучит кличка персонажа Майкла Мэдсена в «Бешеных псах»? A: Мистер Коричневый, B: Мистер Белый, C: Мистер Блондин или D: Мистер Оранжевый?
Пока на моем мониторе один за другим выскакивали варианты ответа, я смотрел на Эрика Менкена. Можно ли презирать его больше, чем я делаю это сейчас, зная, что он слишком малодушен даже для заигрываний с моей женой? Ведущий глупо ухмыльнулся в ответ, но тут же посерьезнел.
Я решил на этот раз вести себя «как можно нормальнее», но вместе с тем показать публике, что я действительно пришел не с улицы.
– Это был не Мистер Коричневый, – начал я. – Его играл сам Тарантино: это небольшая роль в самом начале, когда они все разговаривают о песне Мадонны «Like a Virgin». [53] Это также не Мистер Белый, потому что его играет Харви Кейтель…
Я постарался выговорить фамилию этого американского актера правильно, с ударением на последнем слоге, а не на первом, как обычно ее произносят в нашей стране.
– Мистер Оранжевый – это засланный полицейский, которого играл Тим Рот: значит, не он. Остается Мистер Блондин…
53
«Как девственница» (англ.).
Теперь пришел мой черед против собственной воли думать о канцелярском ноже в кармане брюк; прежде всего мне представилась сцена, в которой я, с Эриком Менкеном в качестве подопытного, демонстрирую зрителям, как Мистер Блондин (ответ «С») отрезает ухо полицейскому.
– Значит, вы выбираете «С»?
Менкен заметно расслабился за время моего пространного объяснения; он откинулся в кресле, соединил кончики пальцев, а потом поднес обе руки к губам.
– Самое смешное, что само отрезание уха в фильме не показано, – сказал я. – Кроме того, не очень хорошо видно, чем Майкл Мэдсен режет. Это бритва? Стилет? Может быть, канцелярский нож?..
Лицо ведущего застыло.
– Ответ «С», – сказал я.
Тогда был задан восьмой вопрос – о римлянах и о том, как они называли Средиземное море. А: Маре Миллениум, B: Маре Нострум, C: Маре Одессе или D: Черное море.
Я смотрел на лицо Эрика Менкена, но тот удивительно быстро оправился от испуга в связи с отрезанием уха и теперь держался совершенно нейтрально. Маре Нострум… Черное море… Три намека в одном вопросе: это не могло быть случайностью. Одно то, что правильный ответ совпадал с названием итальянского ресторана, где Макс впервые раскрыл мне свой «планчик» относительно «Миллионера недели», выглядело некоторым вызовом; я невольно улыбнулся и решил поддержать игру.
– Черное море, конечно, исключается, – сказал я. – А Одессу, хотя она и стоит на берегу Черного моря, основали, насколько я знаю, уже после римлян. Остаются ответы «А» и «В»… Не знаю, «Маре Нострум» звучит как название итальянского ресторана… погоди-ка, это и есть итальянский ресторан! Да, конечно, итальянский ресторан в Амстердаме. Я недавно был там с… с добрым другом…
Эрик Менкен поднял одновременно обе брови, но в тот момент это ничего не значило.
– Так что же? – спросил он. – Итальянский ресторан или ответ «А»?