А. Блок. Его предшественники и современники

Громов П.

современного самодержавия от жизни:

Вися над городом всемирным,

В пыли прошедшей заточен,

Еще монарха в утре лирном

Самодержавный клонит сон.

Сонное оцепенение самодержавной власти опять-таки контрастно сопоставлено

с «утром лирным», т. е. с неуклонно наступающей в революционную пору

новой социальной ситуацией. «Утро лирное» — это нечто торжественно-

музыкальное, высокопоэтическое, нет ни малейшего сомнения, где находятся

авторские

симпатии и каким он видит неизбежный день. Сегодняшнее же

положение представляется поэту трагически напряженным состоянием борьбы

без видимых признаков немедленного исхода:

И предок царственно-чугунный

Все так же бредит на змее,

И голос черни многострунный

Еще не властен на Неве

«Многострунный», музыкальный, т. е. поющий будущим, голос социальных

низов еще не овладел положением; «древняя сказка» самодержавия только

притворяется сонной, ее бред тянется в вековой опыт подавления народного

недовольства, толкуемого как «змея», — но «змеей» оно является только для

самодержавия с его слепым игнорированием происходящего.

Уже на думах веют флаги,

Готовы новые птенцы,

Но тихи струи невской влаги,

И слепы темные дворцы.

Создав такую глубокую трагическую социальную перспективу, автор в финале

делает резкий поворот в сторону современной политики — «змея» оказывается

темной сутью самого отнюдь не дремлющего на деле самодержавия:

И если лик свободы явлен,

То прежде явлен лик змеи,

И ни один сустав не сдавлен

Сверкнувших колец чешуи.

Получается необычайно сложная и гибкая оценка вполне конкретного

политического события революционной эпохи «Лик свободы явлен» — это

означает, что в манифесте о «конституционных свободах», вопреки намерениям

самодержавной власти, вырвалось объективное требование буржуазного типа

революции, вырвалось благодаря общему развитию событий, объективному

ходу вещей, но не субъективным намерениям самодержавной реакции. Но

«прежде явлен лик змеи» — т. е. манифест есть именно вынужденное

мероприятие, «змея» самодержавия пытается таким способом спасти себя,

ничем реально не поступаясь, и это — главное в политической ситуации: «ни

один сустав не сдавлен сверкнувших колец чешуи». Самодержавие реально не

сдает ни одной из своих позиций, пытается отговориться манифестом о

«свободах» от этих более реальных вещей. Конституционных иллюзий Блок

лишен был начисто и в эту пору, и позже, на протяжении всей своей духовной

биографии. Следовательно, в итоге обнаруживается настолько глубокая оценка

событий, какую мы едва ли можем найти у кого бы то ни было из

профессиональных

буржуазных политиков-идеологов в эту сложную эпоху. Как

это получается у Блока — видно из самого же стихотворения: поскольку «утро

лирное», т. е. нечто высокопоэтическое, целиком связывается с социальными

низами, то выходит фактически так, что сам поэт смотрит на ситуацию глазами

социальных низов, все оценивает с их точки зрения. Это обусловливает

дальнейшее: некоторый схематизм контраста — низы и самодержавие —

снимается общей трагедийностью решения, при которой «дарование свобод»

оказывается обманом и без того трагически обделенных низов. Итогом же

становится необычайно прозорливая оценка общественно-политической

ситуации в целом.

Здесь вырисовывается одна из характерных особенностей творческого

развития Блока вообще на протяжении всего его пути. Не только в стихах, но и

в статьях, дневниках, письмах — во всем, что делал Блок, можно обнаружить

часто отдельные куски, в которых дается поразительно точная характеристика

событий общественной жизни, закономерностей ее развития, людей и дней

сложной эпохи, в которую жил Блок. Перед исследователем тут возникает

дешевый соблазн — строить творческую биографию поэта, опираясь только на

эти места, в которых обнаруживаются удивительные прозрения, необычайно

глубокие и тонкие проникновения в суть вещей. Вульгарно-социологическая

критика, напротив, игнорировала или извращала как раз эти моменты глубокой

проникновенности гениального художника и всячески подчеркивала

мистическую путаницу, заблуждения и промахи большого человека, имевшего

дело с драматически-сложной эпохой. Важно, очевидно, трезво видеть

противоречивость поэта, выделяя положительное и индивидуально-

своеобразное, творчески ценное в его развитии. В данном конкретном случае —

глубина политической проницательности Блока очевидным образом связана с

другой стороной его мировоззрения и творческой практики. Вспомним еще раз

письмо к отцу от 30 декабря 1905 г. Блок говорил там:

«Никогда я не стану ни революционером, ни “строителем жизни”, и не

потому, чтобы не видел в том или другом смысла, а просто по природе, качеству

и теме душевных переживаний» (VIII, 144) Блок разделяет здесь

«строительство жизни» и «душу», человеческую личность. В общественной

жизни Блок научился понимать необыкновенно много за бурные годы

революции. Но рядом с этим для него стояла проблема современной личности.

Прямо применить к личности свой социальный опыт Блок еще не умеет. По-