Александр Сопровский был одним из самых талантливых, серьезных и осмысленных поэтов своего поколения

Сопровский Александр

Бог от­го­ра­жи­ва­ет­ся по­тол­ком от че­ло­ве­ка с его со­ве­стью, как че­рез па­ру ты­сяч лет бу­дет и в эти­ке Кан­та.

...раз­ве мо­жет че­ло­век дос­тав­лять поль­зу Бо­гу? Ра­зум­ный дос­тав­ля­ет поль­зу се­бе са­мо­му. Что за удо­воль­ст­вие Все­дер­жи­те­лю, что ты пра­ве­ден? (22.2-3)

Ели­фаз тут, ме­ж­ду про­чим, ос­то­рож­нее, не­же­ли в пер­вой сво­ей ре­чи на­счет зем­ной спра­вед­ли­во­сти. Точ­но так же Кант бу­дет ос­то­рож­нее Спи­но­зы. Ес­ли пра­вед­но­му все же сто­ит по­хло­по­тать о сво­их ин­те­ре­сах, то нет ну­ж­ды в рис­ко­ван­ных уч­ре­ж­де­ни­ях, буд­то пра­вед­ность — са­ма по се­бе на­гра­да... Од­на­ко в кни­ге Бы­тия Гос­подь ра­ду­ет­ся Тво­ре­нию и вен­цу Тво­ре­ния —

че­ло­ве­ку. По­че­му же впредь Гос­подь ли­шит че­ло­ве­ка воз­мож­но­сти дос­тав­лять Ему удо­воль­ст­вие или поль­зу? — По­то­му что лишь рав­но­душ­ное бо­же­ст­во мо­жет под­ра­зу­ме­вать­ся в от­ве­ден­ной ему су­дей­ской ро­ли. Так что и пра­вед­ник — пусть без оче­ре­ди не рвет­ся за по­ло­жен­ной ему на­гра­дой. «Ра­зум­ный», мо­тая на ус, «дос­тав­ля­ет поль­зу се­бе са­мо­му». На Бо­га на­дей­ся, да сам не­ пло­шай — тут ку­пе­че­ская муд­рость не ус­ту­пает фи­ло­соф­ской...

Са­ма по­тус­то­рон­ность Бо­га для трех муд­ре­цов не на­ме­ка­ет на Его не­со­из­ме­ри­мую с че­ло­ве­че­ской мощь — но как раз обос­но­вы­ва­ет Его рав­но­ду­шие. Вдох­но­ве­ние муд­ре­цов на­би­ра­ет обо­ро­ты на хо­ло­стом хо­ду. Зву­чат веч­ные во­про­сы тор­же­ст­вую­ще­го бес­си­лия:

Не­у­же­ли для те­бя опус­теть зем­ле, и ска­ле сдви­нуть­ся с ме­ста сво­его? (18.4).

Не­у­же­ли Он, бо­ясь те­бя, всту­пит с то­бою в со­стя­за­ние, пой­дет су­дить­ся с то­бою? (22.4).

В Биб­лии, и не толь­ко в кни­ге Ио­ва, есть Ко­му и есть что от­ве­тить на та­кие во­про­сы. Муд­ре­цы, од­на­ко, не ждут от­ве­та, не­ле­по ка­жет­ся им на та­кие во­про­сы от­ве­чать: от­ри­ца­тель­ный от­вет за­ве­до­мо пре­до­пре­де­лен. Бо­лее то­го: та­кое по­ло­же­ние ве­щей их удов­ле­тво­ря­ет, они пре­кло­ня­ют­ся пе­ред рав­но­ду­ши­ем Бо­га и, что уже во­все не­по­нят­но, гор­дят­ся соб­ст­вен­ным бес­си­ли­ем. Это все об­щие, чи­тан­ные-пе­ре­чи­тан­ные мес­та. Вот еще что здесь, од­на­ко, оза­да­чи­ва­ет: Бог лишь из бо­яз­ни мог бы дви­нуть­ся на­встре­чу че­ло­ве­ку! Лишь из бо­яз­ни, ус­ту­пая си­ле, про­яв­ля­ет­ся от­зыв­чи­вость. Вот ка­кие цен­но­сти по­ла­га­ют муд­ре­цы в ос­но­ву сво­его спра­вед­ли­во­го ми­ро­по­ряд­ка. Ве­ли­ко­ду­шию, доб­рой во­ле нет мес­та в их ми­ре. Де­лая вид, буд­то они от­кры­ли в ми­ре спра­вед­ли­вость — муд­ре­цы на де­ле ис­под­тиш­ка под­го­ня­ют по­ня­тие спра­вед­ли­во­сти под на­лич­ное по­ло­же­ние ве­щей... не­спра­вед­ли­вость ко­то­ро­го в глу­би­не ду­ши не вы­зы­ва­ет у них со­мне­ний.

Че­ло­век на­деж­но по­ра­бо­щен в этом ми­ре, в ко­то­ром не­зыб­ле­мы «за­ко­ны при­ро­ды», в ко­то­ром рас­по­ря­жа­ет­ся (или «долж­на» рас­по­ря­жать­ся) со­мни­тель­ная спра­вед­ли­вость на­град и на­ка­за­ний, ко­то­рым управ­ля­ет (или не управ­ля­ет) бес­ко­неч­но-воз­вы­шен­ное рав­но­душ­ное бо­же­ст­во. Буд­то па­ро­ди­руя кни­гу Бы­тия, муд­ре­цы го­то­вы сла­до­ст­ра­ст­но про­кри­чать «доб­ро» это­му сво­ему ми­ру, в ко­то­рый не вло­же­но ни кру­пи­цы твор­че­ской мо­щи — и в ко­то­ром нель­зя жить.

Он пре­вы­ше не­бес — что мо­жешь сде­лать? глуб­же пре­ис­под­ней — что мо­жешь уз­нать? (22.12).

Вновь Ели­фаз под­ме­ня­ет од­но дру­гим: ес­ли Бог не­по­зна­ва­ем — то сле­ду­ет ли от­сю­да, что нель­зя ис­кать у Не­го прав­ды? Вме­сте с тем — уже в ко­то­рый раз — по­ра­жа­ет вы­со­кая но­та, го­ря­чеч­ное вдох­но­ве­ние, с ка­ким про­по­ве­ду­ет муд­рец. Тут же сле­ду­ет са­мый, по­жа­луй, жут­кий об­раз во всей кни­ге, по­эти­че­ская куль­ми­на­ция пре­муд­ро­сти:

... — за­ве­са Его, так что Он не ви­дит, а хо­дит толь­ко по не­бес­но­му кру­гу (22.14).

Это как бы кос­вен­ная речь: Ели­фаз го­во­рит за Ио­ва, опи­сы­вая мрак, объ­яв­ший Ио­ва в на­ка­за­ние за гре­хи. Но из со­сед­них сти­хов, ши­ре же — в ду­хе всех этих ре­чей, яс­но: Ели­фаз ни­че­го про­тив на­бро­сан­ной

им кар­ти­ны не име­ет! Он по­про­сту про­го­ва­ри­ва­ет­ся — и ко­щун­ст­вен­нее про­го­во­рить­ся не­воз­мож­но. Из при­вя­зан­но­сти к хи­ме­ре спра­вед­ли­во­го ми­ро­по­ряд­ка — он кле­ве­щет на ближ­не­го, а от этой кле­ве­ты по­сле­до­ва­тель­но при­хо­дит и к ху­ле на Гос­по­да — буд­то в на­смеш­ку над та­ин­ст­вен­ной свя­зью ме­ж­ду Твор­цом и Тво­ре­ни­ем.

Бог рав­но­ду­шен, ибо че­ло­век бес­си­лен! Вот от­ри­ца­тель­ная тео­ди­цея, до­ка­за­тель­ст­во не­вме­ша­тель­ст­ва Божь­е­го в зем­ные де­ла, оп­рав­да­ние рав­но­душ­но­го Бо­га. Гос­подь, по Ели­фа­зу, «хо­дит по кру­гу».— Для срав­не­ния: «по кру­гу блу­ж­да­ют не­чес­ти­вые» (Бл. Ав­гу­стин. О Гра­де Бо­жи­ем. XII.14. — ка­кой урок диа­лек­ти­кам!..). И — са­мое жут­кое — Он слеп.

Вдох­но­ве­ние муд­ре­цов, од­на­ко, еще не ис­чер­па­но. Мысль их по­ры­ва­ет­ся спус­тить­ся об­рат­но, с не­бес на зем­лю («ка­че­ст­вен­но обо­га­тив­шись» на но­вом вит­ке?..). Ес­ли кле­ве­та на ближ­не­го обер­ну­лась ху­лой на Гос­по­да (не зря вто­рая за­по­ведь по­доб­на пер­вой!),— то ху­ла на Твор­ца пря­мо обос­но­вы­ва­ет уни­же­ние Тво­ре­ния.

И как че­ло­ве­ку быть пра­вым пе­ред Бо­гом, и как быть чис­тым ро­ж­ден­но­му жен­щи­ною? Вот да­же лу­на, и та не­свет­ла, и звез­ды не­чис­ты пред оча­ми Его. Тем не ме­нее че­ло­век, ко­то­рый есть червь, и сын че­ло­ве­че­ский, ко­то­рый есть моль (25.4-6).

«Дух ра­зу­ме­ния» под­ска­зы­ва­ет Вил­да­ду нуж­ные от­но­ше­ния. В са­мом де­ле, ес­ли Гос­подь лю­бов­но со­тво­рил мир — то Он и лю­бу­ет­ся звез­да­ми, лу­ной, а тем бо­лее че­ло­ве­ком, ко­то­рый был на­де­лен от Бо­га вла­стью сре­ди тва­ри. Но ес­ли ми­ром пра­вит сле­пое рав­но­душ­ное су­ще­ст­во, ото­дви­ну­тое за пре­де­лы все­лен­ной — то да, рав­но­ду­шие его мо­жет лишь воз­рас­тать по ме­ре от­да­ле­ния... и че­ло­век «тем не ме­нее» це­нен по срав­не­нию со звез­да­ми и лу­ной. Еще рань­ше Ели­фаз ут­вер­ждал о Бо­ге, буд­то Он «... и в Ан­ге­лах Сво­их ус­мат­ри­ва­ет не­дос­тат­ки» (4.18).

В муд­ре­цах боль­ше все­го, мо­жет быть, и оза­да­чи­ва­ет эта бо­лез­нен­ная не­при­язнь к ми­ру и че­ло­ве­ку. Не­при­язнь эта, ко­ре­нясь, как по­ка­за­но, в их ре­ли­ги­оз­ной ог­ра­ни­чен­но­сти, по при­ро­де сво­ей — не столь­ко ло­ги­че­ское раз­ви­тие фи­ло­соф­ской сис­те­мы, сколь­ко, сто­ит лиш­ний раз под­черк­нуть, аг­рес­сив­ная экс­пан­сия ка­кой-то лич­ной, об­раз­ной, по­эти­че­ской ус­та­нов­ки. Что это, од­на­ко, за по­эзия? Она го­ря­ча и су­ха, как рас­ка­лен­ный пе­сок. Она — мер­тво­ро­ж­ден­ная, твор­че­ской по­тен­ции в ней нет, она вра­ж­деб­на жи­во­му твор­че­ст­ву, ес­ли стал­ки­ва­ет­ся с ним. Пе­ред муд­ре­ца­ми за­кры­ты кра­со­ты и мощь ми­ра, его крас­ки и зву­ки. Вза­мен раз­ви­та по­вы­шен­ная чут­кость к не­до­б­рым им­пуль­сам соб­ст­вен­ной ду­ши. «Дух ра­зу­ме­ния» тво­рит из это­го су­хо­го жа­ра соб­ст­вен­ную все­лен­ную, сте­ной не­от­зыв­чи­во­сти и глу­хо­ты от­го­ра­жи­вая пре­муд­рость от Божь­е­го ми­ра.

Мир их об­де­лен мо­щью и кра­со­той — за­то в нем нет ни­че­го слиш­ком не­ожи­дан­но­го, страш­но­го, не вме­щаю­ще­го­ся в рам­ки ско­ро­го ус­по­кои­тель­но­го по­ни­ма­ния. Нет то­го, в чем лю­ди не лю­бят се­бе при­зна­вать­ся. Нет от­чая­ния, ко­то­ро­го не из­ме­рить, по­ло­жив на ар­шин го­то­вых ис­тин, но ко­то­рое мож­но лишь пе­ре­жить на свой страх и риск, ис­пив до дна. Сло­вом, нет в их ми­ре то­го, о чем гре­мят в ушах муд­ре­цов во­пли Ио­ва.

Вот и раз­гад­ка их муд­ро­сти: тру­сость — и про­ис­те­каю­щее из нее бес­си­лие. От­сю­да и не­на­висть к ми­ро­зда­нию. Ведь и по-ла­ты­ни, к при­ме­ру, им­по­тен­ция — не про­сто бес­си­лие, но и ярость, бес­си­лие яро­ст­ное; два этих со­стоя­ния род­ст­вен­ны ме­ж­ду со­бой.