Александр Сопровский был одним из самых талантливых, серьезных и осмысленных поэтов своего поколения

Сопровский Александр

И об­ра­ща­ет­ся к То­му, Кто не­из­вест­но где, Ко­го нель­зя ви­деть, Кто Сам — на­шеп­ты­ва­ют Ио­ву со всех сто­рон — рав­но­ду­шен и слеп. Ес­ли ж и не рав­но­ду­шен, то не без Его во­ли сва­ли­лось на Ио­ва все то го­ре, от ко­то­ро­го те­перь и во­пит Иов со сво­ей ку­чи пе­п­ла... При­сут­ст­вие Бо­га сгу­ща­ет­ся в ат­мо­сфе­ре от­чая­ния.

Я взы­ваю к Те­бе, и Ты не вни­ма­ешь мне,— стою, а Ты толь­ко смот­ришь на ме­ня. Ты сде­лал­ся жес­то­ким ко мне, креп­кою ру­кою вра­ж­ду­ешь про­тив ме­ня. Ты под­нял ме­ня и за­ста­вил ме­ня но­сить­ся по вет­ру

и со­кру­ша­ешь ме­ня (30.20-22).

Иов об­ра­ща­ет­ся к Гос­по­ду, и смы­сло­вое уда­ре­ние — уда­ре­ние ве­ры — вновь об­ле­ка­ет его об­ра­ще­ние... По­след­ний вопль: не­ви­нов­ный Иов при­мет и об­ви­ни­тель­ный акт, и при­го­вор, будь они пред­став­ле­ны ему Твор­цом от­кры­то.

Вот мое же­ла­ние, что­бы Все­дер­жи­тель от­ве­чал мне, и что­бы за­щит­ник мой со­ста­вил за­пись. Я но­сил бы ее на пле­чах мо­их и воз­ла­гал бы ее, как ве­нец; объ­я­вил бы ему чис­ло ша­гов мо­их, сбли­зил­ся бы с ним, как с кня­зем (31.35-37).

То­гда —

3

Гос­подь от­ве­чал Ио­ву из бу­ри и ска­зал (38.I).

Же­ла­ние Ио­ва удов­ле­тво­ре­но. Гос­подь от­ве­ча­ет ему. Ми­ро­по­ря­док муд­ре­цов ру­шит­ся. Это не за­клю­чи­тель­ное мо­ра­ли­те, не пост­скрип­тум, не эпи­лог. Тут рас­ска­зы­ва­ет­ся что-то су­ще­ст­вен­ное, но­вое, глав­ное в кни­ге, без че­го она по­те­ря­ла бы соб­ст­вен­ный смысл. Ведь до сих пор не ска­за­но, че­го ра­ди по­пус­тил Гос­подь раз­ру­шить жизнь Ио­ва. Ведь не из по­хваль­бы за­те­вал­ся от­кры­ваю­щий кни­гу спор об Ио­ве на не­бе­сах. Этот спор ос­та­ет­ся по­ка что та­ин­ст­вен­ным. Тем бо­лее ни со­бе­сед­ни­ки Ио­ва, ни он сам не до­га­ды­ва­ют­ся о Гос­под­нем за­мыс­ле.

За Гос­по­дом ос­та­ет­ся по­след­нее сло­во, раз­ре­шаю­щее всю прит­чу.

Еще не слы­ша Гос­по­да — ра­но как не слы­ша­ли Его муд­ре­цы — Иов уже от­сто­ял пе­ред со­бе­сед­ни­ка­ми свою пра­во­ту. Те­перь он ус­лы­шит Гос­по­да.

По­ра­же­ние это или по­бе­да — для ве­рую­ще­го, как Иов, ко­гда Гос­подь — нуж­но это во­об­ра­зить — от­клик­нет­ся ему из бу­ри?

...кто сей, ом­ра­чаю­щий Про­ви­де­ние сло­ва­ми без смыс­ла? Пре­по­яшь ны­не чрес­ла твои, как муж: Я бу­ду спра­ши­вать те­бя, и ты объ­яс­няй Мне... (38.2-3).

Что спро­сит Гос­подь? Уже чу­до, что вы­зов Ио­ва при­нят. Но, соб­ст­вен­ной во­лей — ибо про­чие без су­да осу­ди­ли Ио­ва — со­гла­сив­шись на тяж­бу, что ска­жет Гос­подь по су­ще­ст­ву де­ла? По сво­ей ме­ре бес­ко­неч­но пра­вый — по мер­кам муд­ро­сти за­ве­до­мо осу­ж­ден­ный, что ус­лы­шит Иов?

...где был ты, ко­гда Я по­ла­гал ос­но­ва­ния зем­ли? ска­жи, ес­ли зна­ешь. (...) На чем ут­вер­жде­ны ос­но­ва­ния ее, или кто по­ло­жил крае­уголь­ный ка­мень ее, при об­щем ли­ко­ва­нии ут­рен­них звезд, ко­гда все сы­ны Бо­жии вос­кли­ца­ли от ра­до­сти? (38.4-7).

Вот на что ука­зы­ва­ет Гос­подь: на Тво­ре­ние. Вот един­ст­вен­но чемсо­гла­сен Он оп­рав­ды­вать ис­пы­та­ние Ио­ва. Да и оп­рав­да­ние ли это, ко­гда судь­бы Ио­ва Гос­подь как буд­то во­все не ка­са­ет­ся в Сво­ей ре­чи?

Да­вал ли ты

ко­гда в жиз­ни сво­ей при­ка­за­ние ут­ру и ука­зы­вал ли за­ре ме­сто ее? (38.12)

Кро­ме Са­мо­го Твор­ца — кто по­смел бы этой ме­рой ме­рить раз­ру­шен­ную жизнь Ио­ва? Кто еще — и где по­черп­нул бы эти «до­во­ды»? Бес­силь­но­му «ду­ху ра­зу­ме­ния» ста­нет не по се­бе от та­ких вы­ра­же­ний: «при­ка­зы­вать ут­ру», «ука­зы­вать за­ре ме­сто»...

Вос­по­ми­на­ние о Тво­ре­нии — та­ин­ст­вен­ный пред­мет, рав­но­го ко­то­ро­му труд­но сыс­кать во всем Вет­хом За­ве­те.

Как Гос­подь лю­бит со­тво­рен­ный Им мир! С упо­ром на кра­со­ту и мощь раз­вер­ты­ва­ет­ся об­раз ми­ро­зда­ния — не­обо­зри­мый, эпи­чес­ки-из­бы­точ­ный. Гос­подь го­во­рит о све­те и тьме (38.19), о мол­нии (25), о вет­ре (24), о сне­ге (22), льде, инее (29), о до­ж­де (26-28). Гос­подь го­во­рит о льви­це со львя­та­ми (39-40), о во­ро­не с во­ро­ня­та­ми (41). Гос­подь не за­бы­ва­ет ни ди­ких коз (39.1-4), ни ди­ко­го ос­ла (5-8), ни еди­но­ро­га (9-12), ни страу­са (13-18), ни ко­ня:

...при труб­ном зву­ке он из­да­ет го­лос: гу! гу! и из­да­ле­ка чу­ет бит­ву, гром­кие сло­ва во­ж­дей и крик (39.25),-

...ни яс­т­ре­ба, ни ор­ла (26-30).— Весь мир, ут­рен­ний мир че­ло­ве­че­ст­ва, мир Дву­ре­чья и Сре­ди­зем­но­мо­рья — пред­ста­ет тут. И вся по­эзия кни­ги, раз­но­род­ная и раз­но­об­раз­ная, со­би­ра­ет­ся здесь во­еди­но, бла­го­дар­но чер­пая из пер­во­ис­точ­ни­ка. В лу­че­вой се­ти это­го рас­све­та про­па­да­ет, рас­тво­ря­ет­ся все, кро­ме пра­во­ты Твор­ца.

Кра­со­та и мощь — вот чем су­дит Гос­подь ме­ж­ду Ио­вом и Со­бой, ко­гда об­ра­ща­ет­ся к Тво­ре­нию. Пра­вом Твор­ца ру­ко­водству­ет­ся этот суд.

Ты хо­чешь нис­про­верг­нуть суд Мой, об­ви­нить Ме­ня, что­бы оп­рав­дать се­бя? Та­кая ли у те­бя мыш­ца, как у Бо­га? И мо­жешь ли воз­гре­меть го­ло­сом, как Он? (40.3-4)

В этой тяж­бе Гос­подь ес­ли и оп­рав­ды­ват­ся — то лишь от­сы­лая «ист­ца» к Тво­ре­нию. Взгляд, ко­то­рый на­вя­зы­ва­ет­ся вла­ст­но кни­гой Ио­ва, ко­то­рый на­вя­зы­ва­ет­ся этой ре­чью из бу­ри — срод­ни взгля­ду ху­дож­ни­ка, одер­ги­ваю­ще­го про­фа­на-кри­ти­ка: «По­про­буй сам!». В обо­их слу­ча­ях ис­точ­ник пра­ва — один. Ес­ли это и тео­ди­цея, то ис­клю­чи­тель­но твор­че­ская. В том же смыс­ле вся кни­га Ио­ва есть твор­че­ское до­ка­за­тель­ст­во бы­тия Бо­га.

И вот та­кой при­ступ к де­лу, та­кой по­во­рот, та­кая тео­ди­цея ко­го-то не уст­раи­ва­ет. Ес­ли уж со­гла­сил­ся Гос­подь тя­гать­ся с Ио­вом — так доб­ро бы тяж­ба шла в рус­ле поч­тен­ных умо­по­сти­гае­мых ка­те­го­рий! Нет, од­на­ко: спор идет о столь не­фи­ло­соф­ских ве­щах, как «мыш­ца» или спо­соб­ность «воз­гре­меть го­ло­сом». Это ка­жет­ся фи­ло­соф­ски бед­ным, аб­ст­ракт­ным; че­рес­чур по­верх­но­ст­ные, на­ив­ные ка­те­го­рии — кра­со­та и мощь! А по­то­му строй­ная че­ре­да об­ра­зов Гос­под­ней ре­чи рас­сы­па­ет­ся пе­ред ум­ст­вен­ным взо­ром ра­цио­на­ли­ста, пред­ста­ет на­гро­мо­ж­де­ни­ем «ан­тро­по­мор­физ­мов», ус­та­рев­шим сво­дом «зна­ний эпо­хи».