Аннелиз
Шрифт:
— И туда, — начинает Пим, остановившись на мгновение, чтобы облизать пересохшие губы, — туда отправят Вернера? Снова в лагерь?
Господин Розенцвейг кивает.
— Таков порядок.
Анна чувствует холодок на своей щеке. Это слезы.
— Как это могло случиться?
И даже сейчас господин Нусбаум пытается ее успокоить.
— Это место, Мариенбос, если я правильно понимаю, всего только пересыльный лагерь. Это не лагерь смерти.
— Вот как?
— Да, — говорит Дасса. — Так что не нужно драматизировать.
Пим поворачивается
— Вернер, когда вы должны явиться на сборный пункт?
— Через два дня.
— Что ж, тогда ты права, Хадас, — говорит Пим. — У нас еще есть время. Думаю, господин Розенцвейг знает нужных людей.
Хмурое выражение на лице господина Розенцвейга говорит о том, что он сомневается в успехе, хотя и согласен с Пимом:
— Я посмотрю, что тут можно предпринять.
— Отлично! — Пим по-солдатски похлопывает господина Нусбаума по плечу. — Встретимся по этому поводу завтра. А пока будем молиться.
Молиться, мысленно повторяет Анна. Она не говорит этого, но не может не думать. Она молилась в Биркенау. Молилась в Бельзене. Об избавлении. О прощении. И до сих пор ожидает и того и другого.
— Похоже на комедию, разыгранную Богом, правда? — говорит господин Нусбаум. Но после ухода адвоката Розенцвейга господин Нусбаум обращается к Пиму: — Отто, можно тебя на пару слов? Наедине?
Пим колеблется, но выжимает из себя улыбку.
— Ну конечно. Дасса?
Дасса поворачивается к Анне.
— Идем, Анна! Немного прогуляемся.
Они идут молча. Мимо пролетает грузовик, оставляя за собой облако сизого дыма. Анна кашляет. Останавливается и прислоняется к бетонной стене. Зловоние канала заполняет ее ноздри.
— Что с тобой? Что случилось? — спрашивает Дасса. — Тебе дурно?
Пульс Анны убыстряется. Она мысленно считает от ста в обратном порядке, стараясь успокоиться. К ее удивлению, Дасса кладет руку ей на лоб и велит глубоко дышать. Просто дышать. Вдох! Выдох!
Хотя бы в этот раз она без разговоров подчиняется Дассе. И дышит, вдыхая и выдыхая, пока сердце не успокаивается.
— Как вы думаете, что будет с господином Нусбаумом? — спрашивает Анна. — Чем это кончится?
— Хочешь знать, что я думаю, не беря в расчет оптимизм твоего отца? Мне хотелось бы, чтобы все это оказалось ошибкой. Что Розенцвейг поговорит с нужными людьми и все уладит. Но я не знаю.
— А о чем, по-вашему, он говорит с Пимом наедине?
— Этого я тоже не знаю. Но могу предположить, что они говорят о тебе.
— Что вы имеете в виду?
— Думаю, он убеждает Отто послать тебя в Америку. Он твердит об этом все время, без устали. В лице Вернера Нусбаума, Анна, ты имеешь самого верного союзника.
Анна от волнения сглатывает ком в горле.
— Он сказал, что хочет послать кое-что из моего дневника Сисси ван Марксфелдт.
— А, ты говоришь о госпоже Бек. Конечно. Мне нужно не забыть послать ей рецепт кремового торта.
Когда они возвращаются с прогулки, господин Нусбаум как раз
— До свиданья, моя дорогая, — говорит он. — Пожелай мне удачи.
— Желаю от всей души, господин Нусбаум!
— Помнишь, что я тебе говорил? — Он наклоняется, чтобы на прощание поцеловать ее в щеку, и шепчет: — Ты не одна!
День распорот ливнем, пришедшим с востока, он барабанит по куполам раскрытых зонтов, перчит поверхность каналов, отбивает дикие ритмы на добротных голландских оконных стеклах. Но ближе к ночи окна открываются, и небо посылает вниз лишь моросящий дождь. Анна сидит на кровати, курит и смотрит на вставленный в машинку Мип лист бумаги. Она хочет переписать часть своего дневника. Анна готовит для господина Нусбаума страницы, которые тот обещал послать Сисси. В это время в доме звонит телефон. Она слышит, как Дасса снимает трубку и встревоженным голосом подзывает Пима. Анна вскакивает и открывает дверь. Лампа рядом с дверью зажжена, и она видит, как отец берет телефон. Лицо Пима с прижатой к уху телефонной трубкой бледнеет.
— Когда? — это все, что он спрашивает. Одно слово, но отягощенное утратой.
Анна выходит из комнаты.
— Что такое? Что случилось? — настойчиво спрашивает она.
Пим лишь поднимает ладонь, призывая к тишине.
— Да. Да. Я понял, понял. Спасибо вам, госпожа Каплан. — Только теперь он поднимает взгляд на Анну. — Я позабочусь о всех необходимых распоряжениях.
— Каких, Пим? О каких распоряжениях? — требует ответа Анна.
Пим вешает трубку и набирает в легкие воздух.
— Аннелейн, — говорит он с горечью. — Звонила квартирная хозяйка господина Нусбаума. Она была дома, когда к ней постучала полиция. — Он вздыхает. — Ужасно жаль, — говорит он, с трудом выталкивая из себя слова, — Вернер Нусбаум умер.
Глухой, похожий на удар деревянного молотка удар.
— Умер? — Анна повторяет это слово вслух, на глаза наворачиваются слезы. — Нет… — Она отказывается понять услышанное. — Нет, я только что его видела. Как? Как мог он умереть?
— Его тело нашли на канале Броуверсграхт, — говорит Пим. — Наверное, поскользнулся. Шел сильный дождь. Должно быть, он поскользнулся и упал в канал.
Упрятанная в этих словах ложь не может обмануть никого.
Анна чувствует, как стены начинают шататься. И тоже падает.
31. Вопрос о прощении
Мы не так высокомерны, чтобы возгласить перед Тобой: «Мы праведны, мы не согрешили». Наверняка мы грешны.