Август, воскресенье, вечер
Шрифт:
Он так близко, что запросто мог бы меня обнять, но вместо этого лезет в мою наглухо замурованную душу и пытается вывести на чистую воду, а я не готова к такому повороту событий.
— Рюмин твой — красавчик? — Волков до хруста сжимает кулаки. — А считают ли так бедные пацаны из младших классов, с которых он трясет деньги? А, может, ты красотка? Особенно когда бьешь и унижаешь девчонок, проходишься по их внешности и пускаешь грязные сплетни?.. Я никого ни к чему не принуждаю, но, как только появилась альтернатива, многие люди предпочли дружить с нами. Не задумывалась о причинах такого выбора?
Я застываю с открытым ртом и
— Ты присвоила себе право решать, кто достоин счастья, а кто — нет. И тебя жестко триггерит, когда успеха добивается кто-то другой. Вы установили здесь гнилые порядки, но я уже видел такое в масштабах отдельной школы и подписываться под ними не собираюсь.
Каждое его слово здоровенным гвоздем вонзается в мою спящую совесть. Лера-заноза корчится в муках, и забитая маленькая Лерочка, сгинувшая в толще лет и памяти, оживает и затравленно выглядывает из темного потайного угла… Но стерва во мне не сдается, и я аплодирую:
— Браво. Вот это речь. Ты еще и душнила сотого уровня! Ты снова пытаешься достать меня и втоптать в грязь. Тебя это заводит, Волков?
— Пока достаешь меня только ты, — сокрушенно вздыхает он. — Видит бог, я к тебе не лез. У меня своих проблем по горло. Мне нужно помогать маме ухаживать за бабкой, нужно доучиться и больше не вляпываться в дерьмо. В моих планах нет романтики. А уж тёрок с кем-то — и подавно. Ты не лучшая. Я не лучший. Нет никаких «лучших» и «худших», все имеют право на нормальную жизнь. Не цепляйся к нам, Ходорова, мир не крутится только вокруг тебя.
Он замолкает и что-то мучительно выискивает в моем лице. Поток болезненно-яркого света прорывается в душу и вот-вот вытеснит из нее вековую пыль, но я тут же мысленно захлопываю форточку. Если при нем выпущу эмоции из-под контроля — точно умру.
И я упрямо нарываюсь:
— Это не меняет того факта, что твоя Инга — зашуганная чмошница!
— Только сунься к ней, и будешь иметь дело со мной.
Кажется, в этот миг он готов меня удушить, и я его — тоже. Я всегда ломала понравившиеся игрушки, если другие дети отказывались их мне дарить…
— Давай, пока, — он встает и отваливает. Я опять все испортила, и вернуть его расположение мне теперь поможет разве что чудо.
— А-ах! — я зажмуриваюсь и, не жалея голубых джинсов, падаю как подкошенная. Лежу на вытоптанной земле в окружении грядок и кустов сирени и жду — если Волков такой благородный, он меня здесь не бросит, а если бросит, у меня будет шикарный повод презирать его еще больше. Я даже надеюсь на второй вариант развития событий, но шаги приближаются, жесткие ладони, вызывая россыпи мурашек, стискивают мои бока, и аромат миндального латте и карамели сводит с ума. Волков легко меня поднимает, но его объятия — горячие, надежные и непостижимые, как космос, чересчур скоро размыкаются. Он устраивает меня на лавке, садится на корточки и легонько похлопывает по щекам:
— Эй… Ты жива? Это обморок? Как ты себя чувствуешь?
Сквозь неплотно сомкнутые веки я наблюдаю за его встревоженным лицом, ловлю чистый кайф, ликую и наконец изображаю возвращение сознания. Хлопаю ресницами, глупо улыбаюсь и вдруг… проваливаюсь в его обалденные глаза. Они больше не черные — в ярком свете вышедшего из-за туч солнца они мерцают
Я и вправду близка к эвакуации души, а Волков растерянно моргает и хватает воздух ртом. Зрительный контакт прерывается.
— Ты же не думаешь, что я повелся на этот дешевый развод? — криво ухмыляется он и, отпрянув, без стеснения ржет. — Это довольно тупо. Прямо как в мамкиных корейских сериалах. Ходорова, что ты творишь?
— Да пошел ты! — я изо всей силы бью его кулаком в плечо и, подцепив ремешок сумки, спасаюсь бегством.
* * *
Глава 13
Вторые майские выходные я люблю намного больше, чем первые — пусть в календаре их разделяют всего несколько дней, но природа за это время окончательно просыпается, и люди, ощущая терпкие, будоражащие ароматы цветения, тоже впадают в состояние измененного сознания и странную эйфорию.
Я встаю рано утром — с воплем петуха, и, кутаясь в старую ветровку и выдыхая облачка пара, тащусь в погруженный в предрассветные сумерки палисадник. В клумбах проклюнулись острые стрелки первых всходов, и бурно попер сорняк. Влажная из-за недельных дождей земля не нуждается в поливе, но я рыхлю ее и, по мере сил, избавляю растения от неприятного соседства.
Но, как только из дома Волковых начинают доноситься голоса и шаги, сворачиваю садовые работы и ухожу к себе.
Поплотнее зашториваю окно, кутаюсь в плед, устраиваюсь на кровати с ноутбуком и слежу за хороводом зефирок в чашке какао, принесенного мамой. Я снова и снова в красках вспоминаю наш разговор с Ваней — из головы не выходят его жестокие слова о моей подноготной и смеющиеся, сверкающие золотом глаза. По всему выходит, что он — благородный воин, ведущий людей к свободе и свету, а я — глава клана тьмы. Он презирает и осуждает меня и менять свое отношение не собирается.
От засевшей в груди досады я не могу продышаться, всхлипываю, болтаюсь по дому и не нахожу занятий по душе. Бросаю в диалог с Илюхой тупые мемы, и тот отвечает смеющимися смайлами. На выходных Рюмин принудительно задействован в посадке картошки — корячится с тетей Таней на «фазенде» в поле за поселком, однако свободную минутку для меня все же находит, и его поддержка как никогда ценна.
В обед от Илюхи прилетает ссылка на годичные курсы для абитуриентов, и я готова прыгать до потолка. Ведь эти курсы будут проходить на базе задонского филиала того самого вуза и гарантированно, без дополнительных испытаний, помогут мне поступить на юрфак в областном центре. Вот же оно — серьезное дело с прицелом на будущее, которое требует от меня отец. Правда, есть одно но: курсы стоят немалых денег, и я понятия не имею, понравится ли сей факт моему родителю.
* * *
На удивление, спустя пару дней вселенской скорби мама взяла себя в руки — высветлила кончики прядей, выбросила из кладовой старую одежду, а сегодня жарит на кухне свиные ребрышки под кисло-сладким соусом, печет шарлотку и, под танцевальные треки из девяностых, болтает по телефону с тетей Яной.
Сплетни для местных жителей — своеобразная терапия. Муссируя их, люди на время забывают о том, что собственная жизнь пуста, никчемна или вообще летит коту под хвост.