Август, воскресенье, вечер
Шрифт:
* * *
Мама возвращается под вечер, и вместе с ней наконец возвращается солнце. Комната озаряется золотыми лучами, в просвете между шторами дрожат ветви цветущих яблонь, усыпанные сияющими бриллиантами дождевых капель.
Но погода больше не соответствует моему состоянию — я устала, хочется пить, ломит кости, а по коже рассыпается противный озноб.
— Я не просто так ездила к Яне, а по делам. Пока ничего не расскажу, пусть сначала все выгорит, — тараторит мама, садясь на край кровати и выкладывая на тумбочку стопку корейских тканевых масок
Мама бежит за жаропонижающим и наполняет на кухне чайник, но я в кои-то веки почти что радуюсь такому раскладу. В соседнем доме со скрипом открывается дверь, во дворе появляются тетя Марина, Ваня и Инга в старом шмотье и с объемными коробками в руках.
Они коротко переглядываются, переговариваются и смеются, под чутким руководством тети Марины разбирают картонную упаковку и быстро возводят новую теплицу. Инга подает ящики с молодыми капустными листьями и помидорной рассадой, тетя Марина высаживает растения в грунт, а Ваня подключает поливочный шланг и, хитро улыбаясь, направляет его на Бобкову. Та уворачивается, визжит, хохочет, и испуганные куры разбегаются кто куда, возмущаясь и хлопая бестолковыми крыльями.
Окно террасы раскрыто, на кровати с приподнятым изголовьем полулежит изможденная и постаревшая Анна Игнатовна с бледным и отрешенным лицом.
* * *
Глава 19
Брунгильда — Анна Игнатовна Волкова — сорок лет назад вместе с молодым мужем приехала сюда по распределению, да так и осталась. Сначала добросовестно трудилась учителем истории, а потом дослужилась до должности директора Сосновской школы и продолжила совмещать ее с преподаванием.
Она была строгой, но справедливой, до победного билась за свои принципы, за что, еще от ровесников моих родителей, получила прозвище Брунгильда — «закованная в броню воительница».
Она была пламенной ораторшей и активисткой, и ее влияние распространилось далеко за пределы школы — к Брунгильде прислушивались поселковые и даже районные власти.
Муж ее давно умер, непутевая дочка сбежала в Москву, и общественная деятельность стала для Волковой настоящей отдушиной.
Люди уважали ее настолько, что ходили решать бытовые споры не к мировому судье, а к Игнатовне. А еще она была очень доброй и абсолютно бесстрашной. Мы с мамой частенько пережидали у нее отцовские запои, а однажды, когда отец под дулом «Сайги» заставлял меня отжиматься по армейским нормативам, она вошла в наши владения, отодвинула рукой ствол и забрала меня к себе, а потом провела с протрезвевшим отцом разъяснительную беседу.
Она угощала нас вкуснейшими куличами на Пасху, а на Новый год запекала утку и традиционно раздавала соседям. Теперь она тяжело заболела. А мы…
Похоже, меня сразила не внезапная простуда, а невыносимая ненависть к себе и продирающий до костей стыд.
Я полночи мечусь в бреду, и лекарства не помогают — проваливаюсь в забытье и целую вечность плутаю по нескончаемым коридорам, но белые мутные глаза ведьмы неотступно следуют за мной, а за открывшимися дверями неизменно оказывается соседский двор, вытоптанные грядки под обломками пластика и безмятежное лицо в окне террасы.
Никто не
Я просыпаюсь поздним утром — в поту, с влажными волосами, но без жара — теперь я могу относительно связно мыслить, и первым делом проверяю, на месте ли теплица. Она на месте, и этот факт для меня гораздо важнее, чем то, что Ваня возводил ее вместе с Ингой Бобковой. И даже его жестокие слова обо мне больше не вызывают горечь и боль.
Я не знаю, чем он жил в своей Москве. Я вообще его не знаю. Миллиарды людей ежесекундно проходят мимо друг друга, не удостаивая вниманием, не пересекаясь взглядами, не впуская в мысли, и навсегда остаются лишь случайными прохожими. У Волкова — своя судьба. У меня — своя.
И пусть его нелюбовь останется первой и единственной неудачей в моей жизни.
Выбираюсь из комнаты и, покачиваясь, шаркаю на кухню за водой. Мама быстро захлопывает ноутбук, но я успеваю заметить, что она добавила в корзину интернет-магазина специальную лампу и десятки разноцветных гель-лаков. Подарок для Яны, не иначе. У той совсем скоро юбилей, который не принято отмечать.
Такими темпами папиных денег нам хватит месяца на три.
— Ставила градусник? Сколько? — пристает мама, но я заверяю, что мне намного лучше. Переодеваюсь в чистое, снова заваливаюсь на кровать и раскрываю учебник. Своим феерическим выступлением на общаге Волков показал реальный уровень моих знаний, но на тестировании, несмотря на наличие квоты, нельзя будет ударить в грязь лицом.
К восьми утра я успеваю изучить еще две темы, но телефон разражается бодрым пиликаньем, и я испуганно вздрагиваю — совсем забыла предупредить Илюху, что сегодня не иду. Узнав о приключившейся со мной хвори, Рюмин приходит в ярость и исступленно шипит в трубку, что во всем виноват «этот ушлепок» — не следил за поганым языком и довел меня до нервного срыва.
— Все не так, Илюх. Это ведьма меня прокляла, — перебиваю я и хихикаю: — Я вчера на нее нарвалась, и она мне вслед какую-то ахинею прокричала… Но, на самом деле, я сильно промочила ноги, и вот результат.
Рюмину не смешно, однако он все равно обещает мне не глупить и не совершать резких движений в мое отсутствие.
* * *
Все выходные я предоставлена самой себе и наслаждаюсь редкой, эксклюзивной возможностью пожить в свое удовольствие. Мама с утра до вечера пропадает в Задонске, отец не звонит. Покой нарушает только Илья, забрасывающий чат тупыми мемами и нытьем о крутости дядиной тачки, а после заката во двор выходит Ваня — в просторной зеленой футболке с дырками на боку, панаме и обрезанных джинсах, разматывает поливочный шланг и скрывается в теплице.
Подперев подбородок ладонью, я смотрю на него во все глаза, и мысли слипаются, тают и истекают сладким сиропом, словно сахарная вата, в жару попавшая на пальцы.
* * *
Чем ближе к завершению вечер воскресенья, тем явственнее ощущается граничащее с паникой волнение — мама носится с иголкой и ниткой, покрепче пришивает пуговицы на моей блузке, вооружившись отпаривателем, на полчаса погружается в клубы адского пара и приводит в порядок парадные юбку, пиджак и жилет. Наскоро поужинав, она бежит к тете Яне за пятирублевыми монетами — если спрятать их под стельками моих до блеска начищенных лоферов, мне непременно повезет на экзамене!