Август, воскресенье, вечер
Шрифт:
В автобусе царит атмосфера беззаботной радости, улыбки на лицах не гаснут, и я вдруг глохну от простой, но сокрушающей истины: вечными изгоями были только мы с Рюминым, а в наше отсутствие ребята всегда так себя и вели! Вот она, нормальная жизнь школьного социума, которую, до появления Вани, они тщательно от нас скрывали.
У меня свербит в носу, дрожат губы, душу скручивает приступ ужасающего одиночества и жалости к себе, и в этот момент Ваня оглядывается и неприлично долго смотрит мне в глаза.
* * *
Я
По обеим сторонам от входа в заповедник установлены деревянные сторожевые башни, внутри которых оборудованы билетные кассы для посетителей. Возле них сразу образуется толчея — каждый стремится поскорее получить билет и пропуск на охраняемую территорию и миновать массивные ворота — будто за ними начинается какой-то параллельный, отличный от нашего, мир, наполненный чудесами и приключениями. Я тоже поддаюсь этой иллюзии, но вовремя осаждаю себя: вокруг те же сосны, тот же пропитанный хвоей и озоном воздух, то же синее небо и серебристые облака.
С центральной площадки виднеются разноцветные шатры с шашлыками, напитками и сладкой ватой, бревенчатая сцена, деревянная избушка, именуемая музеем, и вымощенная досками экологическая тропа — по ней, словно сонные мухи, прогуливаются редкие туристы.
Пока тетя Наташа кормит Вадика пловом и стережет сложенные на лавочках сумки, Раиса Вячеславовна выстраивает нас у дорожки и озвучивает грандиозные планы на день:
— Друзья мои, минуту внимания! Сейчас у нас по графику волейбол и другие активные игры на вот этой поляне, далее — экологическая тропа, обед, посещение музея и прослушивание лекции о краснокнижном животном — зубре!
Она указывает на предусмотрительно привезенный оранжевый мяч, и я грустнею. Здешние лекции я помню едва ли ни наизусть, на тропе, уводящей в густую темную чащу, зверски кусаются комары, а волейбол — игра командная, и вряд ли кто-то согласится встать со мной по одну сторону сетки.
Неожиданно Инга поднимает руку и прерывает пламенную речь классной:
— Раиса Вячеславовна, а можно Ваня и… Лера помогут мне донести до корпуса часть вещей?
Я икаю, давлюсь и в панике по локоть зарываюсь в рюкзак в поисках припасенной водички.
Как ни странно, Раисе нравится ее идея.
— Конечно, Бобкова, идите! Только маму предупреди. Да, и хорошего отдыха! Когда обратно в наши края?
— Через два месяца! — бодро рапортует Инга и убегает к шатрам, а я пораженно застываю и медленно осмысливаю произошедшее. Совсем недавно Инга не осмелилась бы на такое предложение даже под страхом смерти, так что, черт возьми, изменилось сейчас?
— Она что, в курсе?! — воинственно шиплю, как только Волков ко мне приближается, и он удивленно качает головой:
— Исключено, я не трепался.
Но его бездонные янтарные глаза
— И Ходорова идет? Я верно поняла? — Катя озвучивает назревший у коллектива вопрос, но Волков резко оборачивается и припечатывает:
— Видишь в этом проблему?
— Нет. Главное, что ты ее не видишь, — Петрова уязвлена, но благоразумно отваливает в сторонку, а я с сожалением констатирую, что наша дурацкая игра в шпионов под прикрытием достала и Ваню.
Мы возвращаемся к лавочке, забираем из кучи сумок пожитки Бобковых, углубляемся в лес и сворачиваем к черепичным крышам санатория, притулившегося на холме. Я намеренно отстаю от Вани и Инги — пинаю сухие прошлогодние шишки, в панике отмахиваюсь от жуков и шмелей, проверяю связь и, пока та еще теплится, отправляю Илюхе свою недовольную физиономию на фоне густых сосновых веток. Пусть лучше думает, что я его подбадриваю, хотя, на самом деле, я подло пытаюсь усыпить его бдительность.
* * *
Ковер из бурой хвои и сухих шишек перекрывается асфальтовым пятачком, прямо по курсу вырастает глухой железный забор с кнопкой звонка, камерами и кодовым замком на потайной двери, и мы одновременно останавливаемся.
— Ну, вот и все, дальше только по пропуску, — Инга печально вздыхает, бросает баулы с вещами к ногам и, приподнявшись на цыпочки, душевно обнимает Волкова. — Спасибо, тебе Вань. Огромное, как отсюда до Луны! Без тебя у меня не было бы ни единого шанса проснуться.
— Горжусь тобой! Ну, ты знаешь… — он легонько похлопывает ее по спине и обещает: — Я буду скучать.
Странно, но, даже являясь свидетелем настолько интимного момента между ними, я больше не бешусь и не ревную. Я любуюсь чем-то светлым, честным и настоящим, тем, что и движет вперед этот чертов мир. Смущаюсь и отвожу глаза, будто не заслужила права смотреть, и сердце вдруг совершает кульбит: Инга в три прыжка подскакивает ко мне и заключает в крепкие объятия.
— И тебе спасибо, Лера. Ты тоже знаешь, за что. Ты — моя лучшая подруга и всегда ею была.
От ее неожиданного признания, от тепла и запаха ромашек, от черных прищуренных глаз Волкова и рыданий, подкативших к горлу, я отшатываюсь и отворачиваюсь. Поправляю козырек бейсболки, провожу дрожащим пальцем по щеке, хватаю ртом воздух.
— Пока, ребята! Поторопитесь, там волейбол в самом разгаре! И другие активные игры… — подтрунивает Инга, нажимает на металлическую кнопку, втаскивает сумки внутрь и, помахав на прощание, скрывается за выдвижными воротами.
Повисает звенящая тишина.
— Держись! — Ваня кладет руку на мою талию, и я приваливаюсь горящим виском к его твердому плечу. — Если Инга простила тебя, значит, самое время и тебе провернуть то же самое. Завязывай с самобичеванием и просто верь в себя. Ты — хороший человек, а прошлое пусть останется в прошлом.