Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом
Шрифт:
За три года, проведенные в школе, Зиновий получил не многим больше тычков и щипков, нежели за первые три дня в мастерской. Охотников потешиться над новичком нашлось предостаточно. Кроме Зиновия в мастерской оказалось трое учеников-подростков, все года на два-три постарше его. Да и молодые подмастерья не упускали подходящего случая послать швырок в затылок новенького.
Слесарная и механическая мастерская братьев Челобитьевых размещалась в полуподвальном этаже большого доходного дома, в четырех просторных и приземистых помещениях, соединенных узкими, плохо освещенными проходами.
Хозяин —
Но судя по всему, в самом скором времени мастерской предстояло остаться при одном Харитоне. Старший мастер присмотрел себе домик с садиком в Черкизове и собирался удалиться на покой. В мастерской считалось делом решенным, что преемником его станет молодой Литвин. Были среди мастеров и постарше, и поопытнее Ефима, но… Как уже известно, имелась у хозяина дочь Олимпиада, девица на выданье. Этим обстоятельством все дело и решалось.
Молва не ошиблась. Старый Харитон удалился в свое Черкизово прочищать свежим загородным воздухом прокопченные в мастерской легкие, а на его месте старшего мастера утвердился молодой Ефим.
Но Зиновию легче от этого не стало. Скорее, наоборот. Старшему мастеру сам бог велел оделять учеников подзатыльниками. Какая без этого наука?.. И откуда появится у озорников должное прилежание?..
Остальные мастера и подмастерья быстро поняли, что меньшой брат не в чести и что, стало быть, никакой защиты от старшего ему не будет. Словом, такой же он ученик, как и остальные, и никаких ему поблажек. А сверх того, можно еще на нем и зло сорвать, какое накопилось на старшего мастера. Так что доставалось Зиновию не меньше, а больше, нежели прочим его сверстникам.
И на работе приходилось задерживаться дольше. После того как все уходили, старший мастер оставался, осматривал сделанное за день и определял каждому урок на завтра. Зиновия вместе с остальными не отпускал, а заставлял дожидаться, и не просто дожидаться, а ставил к верстаку и давал работу.
Зиновий долгое время подчинялся безропотно, но наконец не вытерпел и осмелился возразить против такой явной несправедливости.
К великому изумлению Зиновия, Ефим не ударил его, даже не обругал.
Посмотрел внимательно на съежившегося под его колючим взглядом братишку и спросил:
— Сколько, по-твоему, лет мастеру Василию Лукичу?
— Не знаю, — ответил Зиновий.
— А мастеру Петру Мокеичу?
— Не знаю…
— Каждому по полсотни, — ответил сам Ефим. — И тут же спросил: — А мне сколько?
— Двадцать пять, — подумав, ответил Зиновий.
— Не двадцать пять, а двадцать пятый, — поправил Ефим и продолжал наставительно: — А старшим мастером меня, а не кого из них поставили!.. Как думаешь, почему?
Зиновий молчал, и Ефим снова ответил сам:
— Потому, что дело знаю. — Посмотрел на Зиновия и добавил: — И тебя
6
Издавна живет в народе пословица: «Корень учения горек, зато плод его сладок».
Каким обернется плод, Зиновию пока неизвестно, а вот что «корень учения горек», тому подтверждение каждый День и каждый час.
Тяжелую руку Ефима Литвина почувствовали и другие ученики. Он и их принялся обучать всерьез. До того они только назывались учениками, никто их ничему не учил. Все их дело — «поднять да бросить», да еще «беги, куда пошлют», А все ученье в том состояло, что гляди, как мастер или подмастер делает, и запоминай.
Новый старший мастер круто поломал такой порядок. Завел новый: всем ученикам — учиться.
Харитон Матвеич как-то спросил у Ефима, чего ради завел он эту канитель с мальчишками?
— Чистая выгода, — ответил Ефим и пояснил: — Через два года они у меня каждый за мастера работать будут.
— Не пойму, — сказал Харитон Матвеич, — или работать некому?.. Если надо мастеров добавить, открой двери и крикни погромче. Сей минут примчатся…
— Им и платить как мастерам, — возразил Ефим хозяину. — А эти годика по четыре в подмастерьях ходить будут. Чистая выгода, — повторил он еще раз.
На том и закончился разговор.
Начал он с обучения слесарному ремеслу.
— В работе по металлу слесарное дело всему голова, — сказал он ребятам. — Без слесаря не будет ни токаря, ни литейщика, ни механика.
Первое учебное задание на первый взгляд было совсем нехитрым. Каждому выдали плитку — чугунную отливку размером в ладонь и толщиной в два пальца. Молотком и зубилом надо было снять тонкий слой металла со всех шести граней плитки, а потом так опилить и зашлифовать рваные поверхности, чтобы плитка стала совершенно ровной и строго прямоугольной.
Зиновий принялся за дело старательно и первую часть работы выполнил быстрее своего напарника, хотя и изловчился угодить молотком мимо зубила и посасывал теперь время от времени почерневший ноготь на большом пальце левой руки.
— Ишь ты, какой прыткий!.. — сказал Ефим, осмотрев обезображенную плитку. — Давай и дальше так же…
Похвала воодушевила Зиновия, и он с удвоенным рвением набросился на плитку, даже не подумав, что излишняя прыть тут вовсе ни к чему.
Зиновий изо всех сил налегал на тяжелый напильник, но тот плохо слушался его. Руки были еще слабы, не могли твердо держать инструмент, и он перекатывался с ребра на ребро опиливаемой грани, и вместо плоской грань становилась горбатой.
Обливаясь потом, из последних силенок жал он на напильник, серые опилки сыпались на верстак и на пол, и плитка становилась все меньше и меньше. Когда-то она была величиной с папиросную коробку, потом со спичечный коробок. Не один раз относил он злополучную плитку Ефиму, но тот, проверив грани угольником, находил перекос и возвращал работу обратно.
На третий день плитка съежилась до размеров кусочка пиленого сахара, и ее уже при всем желании совершенно невозможно стало зажать в тисы.