Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом
Шрифт:
— Да… — опять как бы сам себе сказал «студент», — видно, не с того конца я разговор начал. Дело, видите ли, в том, что с листовками никак нельзя попадаться. Типография — это наше оружие, может быть, самое сильное. Мы бережем ее как зеницу ока. Провал типографии — жестокий удар по нашему делу. И прошу вас всегда помнить: если провалитесь вы, следом провалится и типография. Какой вывод? — и тут же сам ответил себе: — Нельзя вам проваливаться…
Зиновий хорошо понял все сказанное ему «студентом»…
Есть
Зиновий занял денег у брата Липпы (тот много лет уже копил деньги, лелея мечту завести собственную переплетную мастерскую) и купил себе на Сухаревке подходящую одежду. На зиму — поношенную, но еще не потерявшую вида полудошку из собачьих шкур шерстью вверх; на весну и осень — стеганую фуфайку. И дошку, и фуфайку в размерах с запасом, как и положено для теплой одежды.
Под подкладкой приспособил вместительные карманы, расположив их равномерно с обоих боков. Загружал туда но пяти, по шести сотен листовок.
Выручала складная фигура: при хорошем росте был он широк в плечах, тонок в поясе. И, даже обложившись листовками, не выглядел тучным.
А более всего выручала смелость и находчивость. Завидев полицейского чина любого калибра, Зиновий не только не пытался уклониться от встречи, свернуть в переулок или заскочить в подъезд, но, напротив, шел прямо к нему и так вгрызался в него самыми пустяшными вопросами, что тот и не знал, как от него отделаться.
Старые опытные подпольщики дивились самообладанию Зиновия. Особенно после случая, когда он отвел угрозу от подпольной типографии.
Типография обосновалась в подвале одноэтажного камедного дома. «Крышей» служила «Фруктовая торговля», занимавшая весь первый этаж. Печатный станок и наборные кассы помещались прямо под торговым залом, а лаз в типографию открывался из кладовой магазина. Чтобы добраться к нему, надо было сдвинуть в сторону тяжелый ларь, отсеки которого всегда были заполнены яблоками, грушами, лимонами.
В тот день, как и было условлено, Зиновий появился в типографии сразу после полудня. «Торговля» была закрыта на обед. На условный стук Зиновия дверь открыл старший приказчик (он же наборщик, метранпаж и печатник подпольной типографии) Геворк Саркисович, высокий, представительный армянин со смуглым моложавым лицом и широкой лысиной, обрамленной курчавыми, черными как смоль волосами.
— Сегодня припасли тебе хороший товар, — сказал он Зиновию, — Листовка и еще брошюра.
Зиновий подошел к прилавку. Листовки и брошюры были разложены тоненькими пачками: на каждый из многих карманов Зиновиевой шубы — пачечка.
Он взял из пачечки верхнюю листовку и быстро пробежал ее. «Рабочий союз» призывал рабочих объединиться и стойко бороться за свои экономические и политические права,
— Ты прочитай вот эту книжечку, — сказал Геворк Саркисович Зиновию, указывая на брошюры. — Очень полезная книжечка. Называется «Откуда взялись капиталисты и рабочие». Обязательно прочитай.
Зиновий принялся укладывать листовки, но не успел еще упрятать в карманы и половины приготовленной ему литературы, как в запертую дверь магазина вдруг застучали.
На стук из заднего помещения проворно выскочил помощник приказчика, такой же смуглый и черноволосый, как и Геворк Саркисович.
— Обед! Магазин закрыт! — крикнул Геворк Саркисович,
И тут же в ответ раздался повторный, уже не такой громкий условный стук.
— Это свой, — сказал помощник приказчика и впустил запыхавшегося парня.
— Идут с обыском… — выдохнул парень.
— Откуда идут?
— От площади.
— Далеко? — спросил Зиновий.
— Квартала на два обогнал, — ответил все еще не отдышавшийся парень.
Зиновий рывком надел доху, схватил из пачки одну листовку, зажал ее в руке и кинулся к выходу. В дверях остановился.
— Задержу! Прячьте все, что осталось, как следует. Надежно, не спеша! — И выбежал на улицу.
Ему повезло. На улице было людно. Началось обеденное время. Рабочие с фабрик и заводов толпами шли по домам, а многие в трактир на площади.
Зиновий, неспешно шел в общем потоке, а как увидел мундиры городовых, рванулся к ним навстречу.
— Ваше благородие! — кинулся он к вахмистру, который с озабоченным видом торопливо вышагивал впереди двух стражников. — Ваше благородие! Эвон в переулке листовки разбрасывают. Вот, я одну подобрал!
Вахмистр остановился, будто в стену уперся.
— Кто разбрасывает?
— Двое. Один длинный такой, другой помене… Вахмистр здраво рассудил, что «Фруктовая торговля», в коей приказано произвести особо тщательный обыск, никуда не денется, а вот злоумышленники, раскидывающие среди бела дня листовки, могут скрыться. И приказал Зиновию:
— Веди!
В узком извилистом проулке никого не было. Только в дальнем его конце стояли два человека.
— Они! — закричал Зиновий.
— Сто-ой!.. — протяжно заорал вахмистр и скорым шагом двинулся по переулку. — Приказываю, стой! — и прибавил ходу, насколько позволяла сытая комплекция.
Стражники и Зиновий поспешили за вахмистром. Двое в конце проулка оглянулись, увидели полицейских, побежали от них и скрылись за углом.
— Бегом! Догнать! — захрипел вахмистр.
Теперь уже впереди бежали двое стражников, за ними вахмистр, и Зиновий замыкал погоню, с каждым шагом все больше отставая от полицейских.
Когда стражи порядка, преследуя убегающих, свернули за угол, Зиновий укрылся в подворотне, огляделся, вышел проходными дворами на соседнюю улицу и вскочил там в вагон проходившей мимо конки.