Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом
Шрифт:
Фидлер указал ему на висящий на стене телефонный аппарат. Гедеонов вызвал резиденцию, попросил соединить его с генерал-губернатором. И доложил, что здание училища оцеплено, в нем находятся вооруженные лица, которые требуют освобождения с оружием.
Адмирал Дубасов ответил одним словом:
— Расстрелять!
И выкрикнул это так зычно, что его отчетливо услышали все, кто находился в кабинете.
Гедеонов трясущейся рукой с трудом повесил трубку на крюк аппарата и обернулся к начальникам дружин.
— Слышали?
— Слышали, — ответил за всех высокий студент, начальник дружины Высшего технического
Гедеонов предпринял новую попытку:
— Господа! Молодые люди… Не как представитель власти, а как многажды старше вас убеждаю прекратить бесполезное сопротивление… Силы не равны, сопротивляться бессмысленно… Вспомните о своих матерях, о всех своих ближних.
— Не тратьте понапрасну слов, господин полицейский пристав, — сказал студент. — Мы давно все решили.
— Я исчерпал все возможности, — сказал Гедеонов. — Передаю свои полномочия военным властям.
И, поклонившись Фидлеру, вышел из кабинета.
Ротмистр Рахманинов, до того с жесткой усмешкою на продолговатом холеном лице слушавший разговор, выдвинулся вперед и предъявил свой ультиматум. Обращался он как бы только к владельцу училища Фидлеру, но ясно было всем, что обращен его ультиматум прежде всего к руководителям боевых дружин.
— Если в течение четверти часа не последует сдача оружия, солдаты будут выведены на улицу и после троекратного предупреждения по зданию будет открыт огонь, — пригрозил ротмистр. И, немного помолчав, добавил: — Рукопашной не будет.
Ровно через пятнадцать минут ротмистр приказал драгунам покинуть здание.
Сразу же загрохотали парты, которые сбрасывались прямо по лестнице со второго этажа. Из парт быстро сложили баррикаду, наглухо закрывшую главный вход. В это время с улицы донесся резкий звук рожка. С полуминутными интервалами он был повторен трижды. И едва отзвучал последний сигнал, раздался пушечный выстрел, потрясший все здание.
— Из пушек бьют! — раздался громкий испуганный возглас.
Предупреждая панику, начальник студенческой дружины громко крикнул:
— Не пугайтесь. Это взорвалась наша бомба.
Вряд ли это могло кого-нибудь успокоить. Тем более что на глазах у всех первым же снарядом был убит один из учеников Фидлеровского училища и ранены несколько дружинников.
На первый снаряд нападавших осажденные ответили несколькими бомбами, брошенными из окон верхнего этажа, и беглыми, но довольно беспорядочными выстрелами. Разрывом бомбы были убиты молоденький прапорщик и три или четыре казака. Пушечные выстрелы следовали один за другим, с интервалами ровно в минуту. Каждый снаряд умножал число жертв. Одним из первых же снарядов была повреждена электростанция, и все здание погрузилось в темноту. Фидлер принес из своей квартиры несколько стеариновых свечей, и их зажгли по две на каждом этаже. Но после ярких электрических ламп трудно было что-либо разглядеть в тусклом и колеблющемся свете.
После двенадцатого выстрела бомбардировка училища приостановилась. Начальники дружин вновь, уже при свете свечей, собрались в кабинете Фидлера. На этот раз мнения разошлись.
— У моих дружинников кончаются патроны, — сказал один начальник дружины.
— У всех кончаются, — сказал другой.
Но большинство командиров дружин по-прежнему были против капитуляции.
Через пятнадцать минут обстрел возобновился. Теперь наводчики упорно
Каждый дружинник в дверях должен был сдать оружие, после чего его еще и тщательно обыскивали. Обезоруженных отводили во двор соседнего дома под строгой и надежной охраной.
— Что же, повинимся и оружие отдадим? — спросил у Мазурина Пантелей Кривобоков.
— Держитесь за мной! — приказал своим дружинникам Володя и устремился в дальний конец коридора.
Черным ходом он вывел их во внутренний двор училища. Там по водосточной трубе взобрались они на крышу замыкающего двор сарая. Мазурин, поднявшийся первым, нетерпеливо понукал остальных, больше всего опасаясь, как бы кто в темноте не оборвался и не рухнул вниз. Но все сошло благополучно; ребята молодые, здоровые, осилили необычный подъем без особого труда. А то, что в глухом дворе было темно как в колодце, даже и хорошо: солдаты не заметили беглецов.
— Теперь ползком за мной! — скомандовал Мазурин и осторожно пополз вверх по заснеженной крыше.
Когда перевалили через гребень крыши, отлегло от сердца. Теперь не углядят. Передохнули минуту-другую, отдышались, оттерли снегом застывшие ладони.
— Как это ты сообразил, Владимир? — спросил кто-то из дружинников. — И как в такой темноте углядел трубу?
— Еще когда мальчишкой был, — ответил Мазурин, — мы с ребятами в школьный двор через эту самую крышу не один раз лазили. Там в столовке всегда поживиться можно было… Ну вот, как прижало, вспомнил…
Передохнув, перебрались на другую крышу, там спустились и проходными дворами выбрались на Большой Харитоньевский, а оттуда — на Садовую-Черногрязскую. Не менее часу добирались по Садовым улицам до Кудринской площади. И вот тут, на пороге Пресни, когда до «малой кухни» осталось рукой подать, тяжело ранили самого молодого и нетерпеливого — Пантелея Кривобокова.
3
Вокруг Седого за одним длинным столом расположились начальники прохоровских дружин: Медведь, Василий Честнов, представители боевых дружин Шмитовской и Мамонтовской фабрик, завода Грачева, сахарного завода, железнодорожных мастерских, а также почти все депутаты, избранные в Совет рабочими Прохоровки. Сбоку стола пристроилась Наташа со своими записями. У входа в «малую кухню» стояли на карауле двое дружинников, вооруженных револьверами.
Все, включая и караульных у входа, внимательно слушали Седого.
— Мы начали всеобщую политическую стачку, значит, бросили вызов царскому правительству, — говорил он. — Проще сказать, мы объявили правительству войну. Не надо обманывать себя пустой надеждой, что царизм уступит без боя. Вооруженная борьба неизбежна. Она начнется в ближайшие дни, может быть, часы. Надо срочно, минуты не теряя, готовиться к вооруженному восстанию!
Окинув всех взглядом, Седой продолжал:
— Чтобы вести бой, нужен боевой штаб. Создать его, и создать немедленно, нам рекомендуют Исполнительная комиссия Московского комитета партии и Московский Совет рабочих депутатов.