Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом
Шрифт:
Медведь слушал со вниманием, но ссылка на Энгельса ему явно не понравилась.
— К чему же начинать, если все заведомо обречено на гибель?
Ему любопытно было, что на это ответит Седой.
— Теперь уже не от нас с тобой зависит, — сказал Седой весело. — Началось! Не удержишь! И не надо удерживать. Если во всех районах рабочие так подымутся, как на Пресне, вполне может дойти и до штурма дубасовской резиденции.
— Не рано ли замахнулся? — сказал Медведь. — Я и не знал, что у меня начальник тоже мечтатель.
— Лучше раньше, чем никогда, — ответил
— Поделишься?
— Поделюсь. Когда отобьем первый натиск, установим связь со своими соседями и справа и слева. Твердо на это рассчитываю. И на такой случай обдумываю два плана.
— Какие же?
— Если раньше соединимся с Миусами, тогда общими силами взять Бутырскую тюрьму, освободить политических. Вот тебе сразу полк, да не просто полк, а, можно сказать, гвардия революции. Как находишь?
— Мечта хороша. А вторая?
— Вторая еще лучше, Если соединимся с Замоскворечьем, то опять же общими силами захватить Симоновские склады оружия и боеприпасов. А если склады возьмем, тогда уж не полки будем формировать, а новые дивизии.
И оба замолчали, хорошо понимая: ох как далеко еще до того, пока такое сбудется…
— Ну вот, помечтали, и ладно, — сказал Седой. — Пойдем посмотрим, как оно там на самом деле…
Караульным сказано было: вернутся через час, если будут связные от центрального штаба, пусть обождут их возвращения.
Переулками, увязая местами в сугробах, вышли па Среднюю Пресню. Было безлюдно и мрачно. Но извечной ночной тишины не было и в помине. Издали, и со стороны Заставы, и со стороны Зоологического сада, доносились частые, приглушенные расстоянием удары.
— «В лесу раздавался топор дровосека», — продекламировал Медведь.
— Дровосека? — не понял Седой.
— Учил же в школе: «Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу вышел…»
— Не учил, — признался Седой.
— Как так не учил? — удивился Медведь.
— Я всего три зимы ходил в школу… наверно, не успел еще из лесу выйти.
— Три зимы, говоришь? Негусто…
По Средней Пресне спустились до Прудовой улицы.
— Если к Горбатому мосту, то направо, — сказал Медведь.
— Сперва пройдем на Кудринскую, — сказал Седой, — Там самое опасное место. Останется время, пройдем и па Горбатый.
Около Зоологического сада и на Кудринской возле Вдовьего дома горели костры, бросая багровые отсветы на высокие сугробы. Здесь сооружались первые баррикады. Все деревянные телеграфные столбы уже были спилены или срублены. Металлические фонарные столбы, припрягая к ним лошадей, выворачивали с корнем. Снимали с петель ворота и целыми полотнищами волокли и укладывали в баррикаду. В дело шли прихваченные на дворах сани и телеги. Взвалив какую-нибудь громоздкую вещь на гребень баррикады, ее тут же припутывали телеграфными или телефонными проводами. Расщелины забрасывали дровами, прикрывали досками.
Постройкой баррикады на Пресненском мосту руководил Сергей Дмитриев. Баррикада на Кудринской улице, примерно посередине между мостом
Иван Куклев стоял на гребне баррикады, словно стог вершил, и указывал, куда укладывать подносимое. Увидев Седого и Медведя, спустился к ним.
— Может быть, лучше было закончить баррикаду на мосту, потом общими силами приниматься за вторую, — сказал Седой.
— Без этой баррикады той долго не устоять, — возразил Иван Куклев. — Пока они здесь задержатся, можно их с моста обстреливать. А не будь этой, сразу к мосту подойдут.
— А не слишком близко одна от другой? — спросил
Медведь.
— Винтовок и карабинов у нас не так чтобы густо, — ответил Куклев. — Да что я вам, вы лучше меня знаете. Надо, чтобы и револьверная пуля достала.
— Видать, служивый? — спросил Седой.
— Запасной унтер-офицер Низовского пехотного полка.
— Ну, так тебя учить нечего, — обрадовался Седой. — Смотри только в оба. Завяжется дело, принимай команду над обеими баррикадами…
На Горбатый мост не пошли. Там Василий Осипов, мужик бывалый, и Михаил Николаев со своими шмитовцами. Там участок надежный. Да и ночь на исходе. Поспать хоть часок-другой. Завтрашний день, судя по всему, будет и крутой, и горячий.
7
— Не могу я всех взять, — объяснял Седой обступившим его дружинникам. — Если такой толпой пойдем, смеху не оберешься. Возьму Мазурина, Честнова и еще человек восемь. Отбери восемь человек, — сказал Володе Мазурину. И тут же коротко проинструктировал свой отряд: — Первое дело — спокойствие и дисциплина. Без команды ни шагу вперед, ни шагу назад. Я вхожу в участок первым, за мной Мазурин и Честнов, за ними остальные. До первого ихнего выстрела оружие не применять…
Будка у ворот полицейского участка оказалась пустой. Седой отворил калитку и прошел во двор. Остальные за ним.
На крыльце их тоже никто не встретил. Зато в коридоре наткнулись на самого пристава участка штабс-капитана Шестакова.
Седой приставил револьвер к тучной груди штабс-капитана и спокойно, но довольно твердо предупредил:
— Советую не сопротивляться. Иначе вы будете расстреляны, а участок взорван.
Штабс-капитан лишь пробормотал что-то в ответ.
— Поднимите руки! — приказал Седой. — Войдите первым и прикажите сдать оружие. Предупреждаю: первый выстрел — вам пуля в затылок. Вперед!
За рослой фигурой пристава сразу не разглядели стоящего за его спиной Седого. Но увидев еще двоих с револьверами в руках, все вскочили. Щеголеватый подпоручик с аккуратными бачками на розовых щеках схватился за кобуру.
— Не стрелять! — излишне зычно скомандовал пристав.
В дежурной комнате кроме двух офицеров находились еще трое околоточных надзирателей и несколько городовых. Но после строгого окрика штабс-капитана они словно остолбенели.
Дружинники вбежали в дежурку и уткнули револьверы в незадачливых блюстителей порядка. Седой сам обезоружил пристава, затем приказал ему сесть в углу.