Белые Мыши на Белом Снегу
Шрифт:
Я пытался ее расшевелить. Почти каждый день мы встречались на нашем месте, у памятника, и шли гулять по окрестностям - прилежно избегая лишь направления свалки. Я рассказывал ей о городе, о своей бывшей службе, даже о Хиле, хотя, конечно, и не все.
Моя бывшая жена интересовала Тоню лишь в одном аспекте:
– Все-таки дура она у тебя была! Ты такой интересный. Не пьешь, даже не куришь. Голос не повышаешь. С тобой и ходить не стыдно, ни разу тебя без галстука не видела.
– Так принято для служащих, - объяснял я.
– Что-то вроде униформы.
– Принято, не принято...
– Можешь и дальше быть уверена.
– И она не продлила брак!
– каждый раз восклицала Тоня, разводя руками.
– Дура, точно тебе говорю.
Поначалу меня коробило, что она говорит так о Хиле, потом - привык. С этой девушкой было интересно, хотя бы потому, что относилась она к тому же классу, что и я - в детстве. До странности похожими были наши детские воспоминания, несмотря на разную среду и место жительства.
– А отец меня драл, как сидорову козу!
– Тоня шагала рядом со мной, до глаз уйдя в свою теплую куртку.
– Боялась я его! Были вещи, которые он строго запрещал. На свалку, например, ходить. А я все равно ходила! Приду вечером и трясусь, что он как-то учует. И, знаешь, иногда чуял.
Меня дома пальцем не трогали, но что такое абсолютный запрет, я знал не понаслышке.
– А еще я за родителями подглядывала!
– смеясь, рассказывала она.
– Они такие забавные, когда этим занимаются, просто жуть. Я в первый раз увидела, так подумала, что папаша маму душит, чуть не влетела ее спасать. Слава Богу, одумалась, а то неделю сидеть бы не смогла... Что ты улыбаешься? Тоже, небось, подсматривал за своими? Это у всех так, интересно же, что они там за дверью делают. Меня это страшно волновало, а потом надоело. Сама решила попробовать, да было не с кем, пока замуж не вышла. А оказалось - ерунда полнейшая.
О Зиманском я решил ей не рассказывать, то ли боялся, что она как-то обобщит свой и мой опыт подобных знакомств, то ли просто не хотел ворошить прошлое.
Уже зимой, в начале декабря, Тоня позвонила мне в контору и прокричала сквозь треск помех на линии:
– Эрик, нас сегодня зовут в гости! Пойдешь?
– А кто зовет?
– я тоже говорил громко.
– Тот самый Ремез. Пока я одна была, нос от меня воротил, а теперь вот познакомиться с тобой жаждет, еще одну галочку поставить. Но у него интересно, квартира своя, жратвы вкусной много!
Я засмеялся:
– Если ты голодаешь, могу приготовить тебе что-нибудь этакое.
– Да не в том дело! Обожрать Ремеза - это святое, я давно мечтала.
– Нет, Тоня, на таких условиях я не пойду. Извинись и скажи, что я занят.
– Ну, пожалуйста!
– заныла она.
– Тебе жалко, что ли, если я хорошо время проведу? Тебе-то не все равно, зачем мне это надо? А ты посидишь, поболтаешь, о себе ему порассказываешь. Он тебе, может, по жизни пригодится, связей у него - тьма тьмущая, везде, даже в области!
– Не нужны мне его связи. Возьми назад слово "обожрать" и забудь его навсегда. Тогда пойду.
– Беру, беру!
– радостно закричала Тоня.
– Только
Я повесил трубку и без особой охоты подумал о том, что общаться придется с незнакомыми и, пожалуй, не слишком приятными людьми, а все ради того, чтобы Тоня смогла потешить свое самолюбие. Непонятные существа - женщины. Что ей самой-то мешало карьеру сделать, хотя бы и на своем заводе, выбиться в люди, жилье отдельное получить, хорошую зарплату? Жила бы сейчас не хуже этого пробивного Ремеза и никому не завидовала. А так - растет, как трава, куда ветер дует, туда и наклоняется. И никакая карьера ей не светит, у нее даже не мозгов, а просто желания не хватает что-то сделать.
Некстати снова вспомнились попутчики в электричке, а вслед за ними из небытия выбрался и Зиманский, отчего-то печальный, ироничный, неправильный. Я ему завидовал? В смысле объемности мышления - может быть, да. Но только не в смысле судьбы - плохо, наверное, быть бездомным.
Тоня подпрыгивала на углу, издали меня высматривая. Замахала рукой, и я увидел, что она накрасилась, выпросив, должно быть, косметику у подружек.
– Эрик!
– щеки у нее горели праздничными маками.
– Ну что, пойдем?
Я кивнул и взял ее под руку, в глубине души все еще сомневаясь.
– Что ты такой?
– спросила Тоня.
– Не уверен, надо ли идти.
– А я уверена. Моя знакомая из цеха была как-то у него, квартира, говорит, шикарная. Мебели куча, все так богато... Он какие-то дела делает, о которых никто не знает. На собрании все "честь" да "слава", а сам все время с большущими чемоданами в район таскается. То ли у него там докладные на нас на всех, толи золото ворованное. На зарплату-то так не разживешься... Я тоже посмотреть хочу. И вообще, надоело же в стаде ходить, выделиться хочется.
Квартира у Ремеза и впрямь оказалась неплохой, особенно по здешним меркам: две комнаты, огромный холл, окна во всю стену, старинная мебель с завитушками. Встретила нас, видимо, жена, черноволосая, с немного хищным выражением на узком холеном лице. Меня она моментально просветила взглядом, как рентгеном, а вот на Тоню почти не обратила внимания, словно та была моей вещью.
Вышел хозяин, одетый почему-то в вышитый халат поверх брюк и рубашки.
– А-а, Эрик!
– глаза его блеснули, как стеклянные.
– Тонька только о вас и рассказывает, все уши прожужжала. Как дела? Можно на "ты"? У нас тут нравы простые, все, кому сорока нет, друг дружке "тыкают". Зачем все усложнять? Ты заходи, что стоишь!
В большой комнате уже накрывали огромный овальный стол, застеленный безупречно белой скатертью.
– Красиво у вас, - я огляделся и помог Тоне снять куртку.
– Ну так!
– Ремез горделиво усмехнулся.
– Тоже стараемся марку держать, хоть и не в городе. Я хотел в областной центр перебраться, да только не выходит пока, проблем многовато. Ты, я знаю, издалека. И даже почему уехал оттуда - знаю.
Я с упреком посмотрел на Тоню, но она обиженно подняла брови.
– Да сам я выяснил, сам, - добродушно рассмеялся Ремез.
– Работа у меня такая - выяснять, кто да что. Будь как дома.