Белые Мыши на Белом Снегу
Шрифт:
– Моя мать была работницей ткацкой фабрики.
– М-да? Странно, у меня другие данные.
– Придется поверить на слово.
Мы помолчали.
– Так что твой знакомый?
– Ремез улыбнулся.
– Просто расскажи о нем, что знаешь. Где он жил? Чем занимался, когда не на службе? Может, у него какие-то странные увлечения были?
Неожиданно Тоня слегка толкнула меня под столом ногой, не меняя при этом выражения лица, и я ответил:
– Не помню.
– Как не помнишь?
– Ремез опешил.
– Ну, ты чего! Он же к
Я встал и потянул Тоню за руку:
– Извините, нам пора идти - время позднее. Спасибо за угощение.
Он огляделся, кусая нижнюю губу, потом покачал головой:
– Не хочешь ты дружить, да? Не нравлюсь? А то, что друзья твои - вот эти самые, со странностями - вполне могут оказаться шпионами, тебя не волнует? А что тебя вообще волнует, кроме того, что ты - не мужик?
Я вздрогнул и почувствовал, как вспыхнули щеки. Тоня хихикнула:
– Ремез, ты говори, да не заговаривайся!
– Это не так?
– он весело улыбнулся.
– Ну, скажи, Эрик, я вру? Просто наговариваю на тебя со злости?
– Вы мне очень мелко мстите, - я поклонился и пошел в прихожую одеваться. Лицо все еще горело, и я смертельно боялся, что мне добавят что-то вслед - такое, после чего я просто не смогу выйти на улицу.
Однако Ремез ничего не сказал. Закрывая дверь, я услышал, как он орет на жену, сотрясая стены квартиры: "Что ты стоишь и слушаешь, овца, посуду убирай!".
Выскочила Тоня, на ходу застегивая куртку и сияя, как начищенная медная пряжка:
– Ну и придурок!..
– голос у нее весело подрагивал.
– Хотя квартира и правда ничего. За какие это, интересно, заслуги?..
Я молчал, медленно спускаясь по ступенькам.
– Эй, Эрик!
– Тоня взяла меня под руку и попыталась без особого успеха заглянуть в глаза.
– Ты что, обиделся на него, что ли? Да брось, просто он бесится, что ты помогать ему не хочешь. Он тут целый роман про тех двоих накатал, а толку-то - чуть. Уехали они, а куда - черт их знает. Теперь он новое творение задумал, а ты не даешь. Вот и злится. Ему же без этих романов на повышение никак не уйти, не позволят. В районе тоже не дураки сидят, видят, кто сколько стоит. Он к тебе еще подкатит, будь уверен. Этот просто так не сдается.
– Откуда он все знает?
– Порода такая, - Тоня передернулась.
– Роет, роет, компромат на всех собирает... ищейка. Он и мою подноготную собрал, такие подробности выдает, будто свечку держал нам с мужем, - она фыркнула.
– На него просто не надо обращать внимание, и все.
Мы вышли на пустую морозную улицу.
– А зачем ты меня туда привела?
– спросил я.
– Ему помочь? Или похвастаться, что не одна?
– меня одолевала глухая злость, и я искал ей выхода.
– Похвастаться?
– Тоня отстранилась и обиженно сверкнула глазами.
– А чем тут хвастаться? Толку с тебя...
– она махнула рукой.
– Одно кино да разговоры.
–
– я чувствовал, что почти не могу держать себя в руках, и инстинктивно ускорил шаг.
– Что я тебе могу дать, кроме разговоров?
– Да, это уж точно!
– Тоня тоже завелась и топала позади меня с агрессивным, как у собаки, сопением.
– Кроме разговоров ты не можешь дать ровно ничего!
– На что намекаешь?
– я остановился и повернулся к ней лицом. Она налетела на меня, как на столб, и отскочила:
– Сам подумай, на что! Может, Ремез не так уж и неправ, а? Он же о тебе почти все знает.
– Ну-ну, - я вдруг совершенно успокоился и ощущал лишь холод.
– Спасибо. Очень приятно было слышать.
Тоня всплеснула руками:
– Ах, вы посмотрите, он обиделся! А что я должна думать, если мы два месяца встречаемся, и ты даже ни разу... Я тебе не нравлюсь? Тогда зачем в гости ходишь? Со скуки?
Я пожал плечами и пошел прочь.
– Эрик, подожди!..
– голос Тони сделался испуганным.
– Да подожди ты, куда понесся?.. Ну, прости меня, дуру, ляпнула со злости... Подожди!
– она поймала меня за рукав, прерывисто дыша.
– Давай поговорим.
– Ремез прав, - я осторожно снял с рукава ее руку.
– У меня гормональная недостаточность, нет полового влечения. Если ты это имела в виду - да, таких отношений у нас с тобой быть не может.
Она сложила брови домиком, обиженно и жалобно глядя снизу вверх:
– Ну, а если все-таки...
– Что?
– Ну, если тебе лечиться...
– Лечиться!
– я чуть не засмеялся.
– А для чего? Я уже пробовал - лечиться. Если бы не это, была бы у меня сейчас семья, жил бы по-человечески. Сам же все испортил.
Тоня заплакала - я впервые увидел ее слезы:
– Ну и глупо! Это был просто предлог, чтобы тебя бросить, как ты не понимаешь. Не может это мешать семейной жизни, иначе никто бы этим и не занимался!..
– Чего ты добиваешься?
– больше всего мне хотелось уйти.
– Я не буду пить таблетки. Каким родился - таким и придется жить. Как друг я тебе не нужен?
– Нужен, нужен!
– она все не пускала меня.
– Прости, я никогда больше не буду тебя упрекать! Эрик, милый мой, ты мне нравишься... я люблю тебя таким, какой ты есть... Не хочешь - ничего не будет, не надо, только давай останемся вместе!
– Любишь?
– я будто налетел на стену.
– Люблю! Да - и очень сильно!
– Тоня вдруг сделалась маленькой и беззащитной, как котенок, с дрожащими губами и взглядом, полным муки.
– Неужели ты сам не замечаешь?
Я взял ее за руки:
– Не знаю. Не задумывался.
– Пойдем сейчас ко мне? Это же не нарушение морали, даже если ты останешься ночевать - ведь мы ничего такого не будем делать!
– Ты это другим скажи, - я засмеялся, чувствуя небывалое облегчение от ее слов.