Blue Strawberry

Kurosaki Shizuka

Куросаки, покосившись на исчезнувшего уже наполовину капитана, провела большим пальцем одной ладони по краешку рта Кучики и он, мучительно зажмурившись, пригладился щекой ко второй ладони. Она ведь никуда не денется. Останется такой же живой и теплой. Как все это вечно сияющее солнце в лице рыжеволосой девушки... Тогда почему на душе у капитана было такое чувство, будто он и впрямь прощается с ней навсегда?!

– И-чи-го… – Выдохнул Бьякуя, выпуская в долгожданном слове свою душу. Но она, к его удивлению, не упала в воздух бесследно, а вернулась к нему с ароматом клубничного хмеля...

Поцелуй… Влажный. Жаркий. Дурманящий. Парализующий.

Кучики и не

предполагал, что губы временной синигами также обладают силой… сводить с ума, обездвиживать тело и останавливать вселенную вокруг. Не иначе, как по велению какого-то волшебства, он изыскал силы в себе, чтобы прижать прощавшееся с ним солнце к себе покрепче и поддаться наслаждению, заставляя себя опомниться, чтобы почувствовать вкус ее губ, чтобы запомнить эту нежность на кончике языка, чтобы получить ожог на своих легких от чужого горячего дыхания, чтобы растопить последний кусок льда на своем сердце, проглотив произнесенное на выдохе: «Бьякуя… Люблю… Тоже…»

Серые глаза медленно распахнулись и через поволоку наслаждения воззрились на любимое золото в карих очах временной синигами. Такая желанная. Такая трогательная. Такая любимая…

– Ичиго, я люблю тебя, – не таясь произнес капитан и приложил свою горячую ладонь к мягкой бархатной щеке, покрасневшей в лучах заката, а, может, из-за того же, что окрасило в легкий неподобающий румянец и его белоснежную благородную кожу. Будто проверяя, Бьякуя дотронулся до жара на своем лице и провел пальцами по скуле Куросаки, пробуя на ощупь удивительное горячее чувство, взволновавшее их кровь.

Он радостно улыбнулся ей, а она… все также смотрела на него смущенно и несколько отстранено. Вспыхнувшие глаза вроде бы взывали к нему, но в то же время уходили сквозь него, не преломляясь вовсе, будто он обратился… в облако?

«Нет, только не это…» – Лицо Кучики исказила боль.

– …Прости меня, Бьякуя… – Ичиго понятия не имела, был ли он здесь или уже ушел.

Кажется, она простояла вот так, не шевелясь, на этом самом месте достаточно долго. Вместе с растаявшим образом капитана и его реяцу, в атмосфере вокруг нее вмиг стихли все сверхъестественные звуки и ощущения. Она больше не чувствовала присутствия никаких духов, но продолжала всматриваться в пустоту перед собой, чувствуя себя виноватой и жестокой. «Прости меня, Бьякуя… Но этот поцелуй не имеет для меня равным счетом никакого значения, пока в моей жизни есть Гриммджоу… Он – моя жизнь, мое сердце, моя вселенная, в которой я могу любить кого угодно, зная, что он для меня всегда останется на первом месте…»

– Спасибо тебе, Бьякуя… – Проронила она снова. – И прощай….

Куросаки повернула лицо к полностью закатившемуся солнцу за горизонт. Вместе с ним ушла и ее прежняя жизнь, прежние слова и прежние действия, зажигаясь вместо этого голубым заревом нового лунного светила и далеких еще невидных огоньков Токио…

– Все хорошо, Ичиго, – капитан пригладил ничего не чувствующую щеку Куросаки и пробыл с ней до конца, пока, она, укутавшись поплотнее в ветровку, не отправилась обратно в магазинчик Урахары.

Кучики неотрывно смотрел в спину удалявшейся рыжеволосой хрупкой девушки, медленно побредшей под зажигавшимися парковыми фонарями. Он знал, сейчас она – не одна и параллельно ей, прячась ненужной тенью и тишиной, просто по старой привычке, двигался голубоглазый арранкар, обретший душу. Аристократ тяжело выдохнул, но осклабился: именно благодаря этой обретенной Секстой Эспада душе, капитан Кучики Бьякуя и его появившаяся рядом сестра Кучики Рукия смогли сейчас войти в сенкаймон целыми и невредимыми. Капитан никогда

не боялся этого соперника, но впервые зауважал его: взамен на прощание и поцелуй от его любимой женщины, хищный Пантера позволил этим двоим беспрепятственно вернуться обратно в Сейрейтей, чтобы укрыться там от его неудержимой гневной ревности и исчезнуть навсегда из жизни обычной девушки по имени Куросаки Ичиго...

====== CII. ОДИН МЕСЯЦ СПУСТЯ: ЖИЗНЬ ПРОТИВ СИЛЫ ======

Куросаки поморщилась, отпивая без всякого удовольствия холодный капуччино со вкусом карамели. «И зачем он готовит его? Знает же, что я просплю и по его вине, между прочим… Забываясь ночными грезами и приятной истомой легкого утреннего наслаждения… Слабо реагируя на его мурлыкающее «пока»… Чувствуя, что даже с уходом, по-прежнему, держу его в своем теле…»

Ярко-голубая чашка сверкнула дном, когда последние капли напитка с трудом, но все же покатились в горло девушки. Она выдохнула с трудом, справившись с этим нелегким, но обязательным для нее заданием: если Гриммджоу так упорно готовил ей именно этот капуччино с утра и заботливо оставлял возле кровати, верно, для него это значило много, как и тот человек, ради которого он так заморачивался.

Ичиго усмехнулась и прижалась губами к холодной чашке, будто желая на ее краешке ощутить непременно оставленный поцелуй Джагерджака, ведь он всегда пробовал то, что готовил ей, выражая этим своеобразную заботу о слабой женщине, которую просто боготворил…

… А она в ответ безумно любила его.

Однако это любовное безумие окутывало их обоих, с неудержимым желанием друг друга и непреложным условием больше не расставаться. Казалось бы, образец идеальной парочки, но и недоразумения, недомолвки, равно, как и ссоры случались меж ними. Будучи весьма импульсивными и страстными личностями, Куросаки и Джагерджак не редко раздражались на партнера, иногда даже желая прибить его, но… лишь в мыслях. На словах и на деле, они закрывали глаза на недостатки друг друга, уступали в мелочах, поддавались в постели. Два бывших сильных воина, две внезапно ожившие души, они были так похожи, а потому шли в ногу по новому проложенному судьбой пути. Она двигалась для него, он – ради нее, и это было самое лучшее, что могла подарить Ичиго жизнь после вынесенного ей «приговора».

Прошел почти месяц с тех пор, как с временной синигами произошло то, чего все так боялись: духовная сила оставила ее, заставляя весь прежний мир сверхъестественного раздаться лишь кругами по воде. Как будто и не было в прошлой жизни ничего. Ни верного Зангетсу, прикрывавшего ее спину. Ни отчаянного меча Рукии, пронзившего ее сердце. Ни жаркого признания Бьякуи, осевшего на ее губах. Ни пустых, ни призраков, ни проводников душ больше. Одна сплошная тишина в голове, далекие воспоминания в памяти и несуразные кошмары в подсознании…

Впрочем, за все это время Куросаки не ощущала приступов острого сожаления и не проклинала свою судьбу. Окончательно утратив силы и не имея больше ниточек под руками, за которые можно было потянуться вслед за прежней жизнью, Ичиго в один прекрасный миг просто приняла это, как факт, и, на диво, успокоилась... Горечи от несправедливости больше не было, равно как и тоски по утраченному. Скорее, бывшую синигами одолевало обычное смятение, присущее человеку, оказавшемуся на распутье. Прошлое казалось теперь нереально-постановочными сценами из многократно пересмотренного фильма, настоящее выглядело ровной подлинно-спокойной речкой, не сворачивающей со своего пути, тогда как будущее вырисовывало мечтательно-красочные картинки в голубых тонах и мерцающих огнях.