Богатырь сентября
Шрифт:
– К чему вам ссориться? – Тарх подошел, припирая ее к стене, и навис над нею. Орех у нее на груди явственно ощущал, как дрожит отважная белка. – Ты хочешь быть моей женой, затейница? Так будь. Будьте обе. Дворец большой – места всем хватит. Меня тоже.
При последних словах его глаза вспыхнули, окрасившись огненно-янтарным цветом, – это у него означало улыбку.
– Т-ты… – забормотала Смарагда, отчаянно пытаясь взять себя в руки.
Ее отвага не могла ничего поделать с повелительным давлением, что исходило от Тарха, даже
– Т-ты… суждено тебе в белом свете править, Тарх Мракотович. Не здесь…
– Темного Света я никакому слизняку не уступлю. Моя мать – старше всех на свете, мне все самое лучшее полагается. Темный свет, этот город, старшая сестра… – Он оглянулся на Кикниду. – Но если на тебя такое заклятье положено, что ты будешь белкой, пока не выйдешь за меня – выходи. Вы мне обе нравитесь.
Его глаза вновь вспыхнули янтарным огнем.
– Такого не может быть, – с усилием произнесла Смарагда. – Тебе полагается только одна из нас – я. А Кика должна в белом свете жить.
– Будет так, как я хочу, – пророкотал Тарх; ему никогда не приходилось повышать голос. – А кто вздумает мне противиться – того сломаю, будто прутик! Раздавлю, как орех!
Он двинул мощными руками, будто ломал нечто невидимое. Смарагда отчасти понимала свою сестру: обаяние несокрушимой мощи, мощи, основанной на самых темных глубинах мироздания, могло покорить и волшебную деву. Даже сама она сейчас ощущала, как приятно было бы подчиниться, раствориться в его воле. Кикнида считает, что завладела наилучшим сокровищем обоих миров, оттого и смотрит такими злыми глазами…
– Я… подумаю… Тарх Мракотович… – По стенке Смарагда отползла в сторону. – Что еще наша мать на это скажет… Ведь перевернется… вверх корнями, вниз ветвями… сделается, как суждено…
– А перевернется, я обеими частями мира владеть стану один, – сказал Тарх так уверенно, будто каменную печать налагал.
Он сделал шаг к Смарагде, навис над ней. Наклонился, явно намереваясь ее поцеловать. Она прижалась к стене, дрожа и глядя на него в ужасе, как могла бы смотреть на катящуюся каменную лавину. Он еще наклонился, на ее лицо повеяло жаром. И когда его губы уже почти коснулись его губ… Смарагда исчезла, лишь что-то мягкое и пушистое быстро мазнуло по каменной щеке.
Глаза Тарха вспыхнули зеленым – он удивился. И тут же увидел, как прочь от опочивальни через расписные палаты улепетывает рыжая белка в маленьком сарафанчике красной парчи. Она мчалась, как положено лесному зверьку, на четырех лапах, широкими скачками, лишь мелькали розовые пятки и вился пушистый рыжий хвост.
Тарх гулко захохотал, поняв, что случилось. Его хохот грохотом камнепада провожал белку на всем пути до крыльца. Рыжий хвост почти заслонил ее от глаз Тарха и Кикниды, и ни один из них не заметил, что в зубах белка крепко держит обычный лесной орех.
Салтан
– Ты… Смарагда! – прохрипел спросонья Салтан, убирая волосы с лица. – Это ты? Опять в белку… почему? Что случилось? Где Гвидон?
Мысль о сыне окончательно его пробудила. Подхватив легкое тельце зверька в руки, он сел на постели и положил белку себе на колени.
– Смара! – Осторожно он потрогал спинку белки пальцем. – Ты жива?
Белка выпустила орех из зубов, и тот покатился по одеялу. Она села, открыла изумрудные глаза и устремила на Салтана утомленный взор.
– Что случилось? – в тревоге спросил он; не мог не спросить, хотя и понимал, что в беличьем облике она ему не ответит. – Ну, ты… Смара… Хоть спой что-нибудь!
Но петь у белки не было охоты. Она встала на задние лапки, потянулась к его лицу и потыкала себя пальчиком в морду.
– Не понял.
Тонкий рыжий пальчик с черным коготком осторожно коснулся его губ, а потом опять показал на мордочку.
– Поцеловать тебя? – в изумлении спросил Салтан.
Белка закивала, подставила ему мордочку и кокетливо прикрыла глаза.
Салтан сглотнул. Чувствуя себя дураком, осторожно коснулся губами мягкой шерсти на щечке, жестких усиков. Впрочем, мало было случаев, когда он чувствовал бы себя умным, с того мгновения, когда проснулся на пустом острове, на траве вместо княжеской резной кровати с пуховыми перинами.
Вмиг тяжесть на его коленях возросла многократно, и ему на грудь повалилась Смарагда в девичьем облике. Салтан под ее тяжестью опрокинулся спиной на подушку, обхватывая руками бывшую белку. Она была разгорячена и тяжело дышала, тем не менее Салтан избавиться от нее не спешил.
– Ох, Алатырь-камень… – С протяжным стоном Смарагда поднялась, выбралась из его объятий и села на край кровати. Одернула сарафан. – Сыр-Матер-Дуб… Орел-батюшка Владимир…
– Что это было? – Салтан снова сел.
– Иногда помогает! – Смарагда ответила не на тот вопрос, который он задал. – Редко. Но в этот раз не кто другой, а сама я себя заколдовала, поэтому помогло. Кабы опять матушка – поцелуями я от шкурки не избавилась бы.
– Всегда пожалуйста! – Салтан усмехнулся. Целоваться с лесной зверюшкой его не тянуло, но то, что случилось потом, ему понравилось. – Сын мой где? Он жив?
– Да вон он, твой сын. – Смарагда огляделась, зашарила взглядом по одеялу. – Где-то тут был… Я его не потеряла, точно помню… Бежала, только пятки сверкали, но его не выронила.