Бородинское поле
Шрифт:
Генерал хотел сказать, что история повторяется, но вид
сгоревших танков среди обелисков и многозначительная фраза
Гальвица о новом кладбище его смущали, и он сказал с
иронией:
– А потом, Вилли, Наполеон занял Москву. .
– Был большой пожар. Москва горела несколько суток и
никто огонь не тушил. Некому было. А после - отход и гибель
великой армии, - продолжил Гальвиц и внимательно посмотрел
на генерала.
Штейнборн опустил бинокль,
полный раздумий и сомнений взгляд доктора и надменно-
саркастический взгляд генерала. Между ними произошел
мгновенный диалог без слов, сложный и тайный, острый и
ожесточенный. Продолжать его было рискованно, и генерал
сказал:
– Нет, господин доктор, история не повторится, и пожара
на этот раз не будет. Все произойдет наоборот: то, что когда-то
не сумел довершить огонь, теперь довершит вода. Так решил
фюрер - Москва будет затоплена... А сейчас - на Можайск...
–
Он решительно шагнул к машине.
– Послушай, Курт, - заговорил Гальвиц, садясь в
генеральский "мерседес", - я предлагаю сделать маленький
крюк. В Можайск мы успеем. Это задержит нас всего на
полчаса. Я хочу проехать в центр Бородинского поля и
сфотографировать тебя на командном пункте Наполеона. Там
тоже есть памятник. Тут недалеко.
Сфотографироваться на командном пункте Наполеона!
Эта блестящая идея пришлась по душе молодому
тщеславному генералу, и он решительно сказал:
– Поехали.
Они свернули направо к Семеновскому: впереди
"мерседеса" шел танк Штейнборна, позади бронетранспортер
с личной охраной. Генерал был возбужден. Задумчиво-
созерцательный вид доктора ему не нравился, он ловил
тревожный, подавленный взгляд Гальвица, скользящий по
сожженным танкам, и пытался приподнятым, бодряческим
разговором отвлечь его от неприятного, рассеять тягостные
мысли.
– Война, дорогой Вилли, всегда влекла за собой жертвы.
Победа дается дорогой ценой, и чем выше цепа, тем ярче
ореол славы. Судя по этим памятникам, в битве с Наполеоном
русские дорого заплатили за свою победу.
– А стоит ли ворошить прах древних, генерал?
Штейнборн не ответил. Мысли его, как и взгляд, не
задерживались на одном предмете: они сновали, суетились
торопливо и возбужденно. Впереди показалось ярко-красное
здание.
– Это что за церковь?
– Генерал кивнул на громаду Спасо-
Бородинского монастыря.
Гальвиц неопределенно пожал плечами: к чему этот
вопрос? Разве мало в России церквей? Не в этом суть. Его
воображение поразила поистине жуткая картина,
перед Багратионовыми флешами: кладбище немецких танков
и бронетранспортеров. Такого он еще не видел. Черные
стальные гробы на белом фоне среди горделиво сверкающих
обелисков. Они - как вызов, как роковое напоминание.
Навстречу им по дороге от Шевардино двигалась колонна
немецких солдат, съежившихся на морозе, обутых и одетых кто
во что горазд. Поверх пилоток - женские платки, шарфы и
разное тряпье. Они шли, зябко скрючившись, засунув руки в
рукава и карманы, притопывая окоченевшими ногами. Впереди
колонны звучно поскрипывала полозьями подвода, в которой
лежали лопаты, кирки и топоры. "Красочное, символическое
шествие", - подумал Гальвиц. Ему живо вспомнилась
литография, изображавшая бегство Наполеона из России, и он
обратился к генералу, кивая на солдат:
– Что за сброд, Курт?
Штейнборн остановил свой "мерседес". Шедший впереди
колонны, похожий на огородное пугало фельдфебель в
нахлобученной
большой
рыжей
шапке-ушанке,
реквизированной, должно быть, у какого-то колхозного
сторожа, подал колонне команду "Смирно" и суетливо
подбежал с рапортом, из которого генерал и доктор поняли,
что это похоронная команда. Лицо Штейнборна исказила
пренебрежительная гримаса. Настроение у него было
испорчено. И не сейчас, а несколькими минутами раньше,
когда он, как и Гальвиц, увидал кладбище танков перед Спасо-
Бородинским монастырем. Встреча с похоронной командой
изорвала генерала. Он вышел из машины и грубо сорвал с
тонкой длинной шеи фельдфебеля грязный, поношенный
шарф, процедив сквозь зубы:
– Вы позорите доблестную армию фюрера, скоты.
Посмотрите, на кого вы похожи... бродяги-гробокопатели...
И в этот самый момент из подбитого немецкого танка,
стоящего в полуторастах метрах от дороги, ударил пулемет,
прострочил длинной, непрерывной строчкой по генеральской
машине и по колонне. Генерал и фельдфебель упали
одновременно, ухватившись друг за друга в предсмертной
агонии. Несколько солдат в колонне тоже замертво упали на
дорогу, другие с криком шарахнулись в сторону. Мотор
бронетранспортера дико взревел, двигаться вперед было
нельзя: мешал "мерседес" и упавшие на дорогу солдаты.
Водитель попытался дать задний ход, но тут же один за другим