Бородинское поле
Шрифт:
то скрываешь, не договариваешь чего-то. Ведь, правда, не так
все было? Егор, ты меня слышишь? Ну что ты молчишь? Ты не
бойся, ты только мне скажи, а я никому, вот поклясться могу,
что никому не скажу. А, Егор?
Чумаев не отзывался. Он лежал неподвижно в той же
позе, распластавшись на снегу. Саша опустилась перед ним на
колени и начала тормошить его. И только тут поняла, что
Чумаев мертв, что он больше ничего не скажет, и все, что он
знал
только ранен или контужен?" - мелькнула спасительная мысль,
и она привычным движением расстегнула его полушубок,
прильнула ухом к груди, затем торопливо начала нащупывать
пульс. Сердце не билось. А в остекленелых глазах застыли
ужас и боль. Тогда она закричала:
– Убит!.. Он убит!..
Подошедший военфельдшер вместе с Сашей
внимательно осмотрел еще не остывший труп. Они искали
рану от осколка бомбы. Но никаких следов ранения, ни одной
царапинки не обнаружили, и молодой фельдшер на вопрос
Брусничкина, от чего умер его ординарец, ответил с
удивлением:
– От разрыва сердца, товарищ комиссар.
– Со страха, выходит? – сказал Глеб.
– Выходит, так, товарищ полковник, - подтвердил
военфельдшер.
Налет немецкой авиации на этот раз для полка Макарова
обошелся без жертв, если не считать смерти Чумаева и убитой
осколком бомбы лошади.
Саша решила, что со смертью Чумаева оборвалась
последняя ниточка надежды. Шатаясь, словно пьяная, она
пошла к заснеженному ручью, где кусты орешника, ольхи и
черемухи, увязая в сугробах, хороводом окружили одетую в
хрусталь старую березу. Там было безлюдно и пусто, как на
душе у Саши. Утопая по колено в снегу, она пробралась к этой
березе, обняла ее, прижалась щекой к холодной бересте и
зарыдала. Сначала тихо, словно опасаясь, что ее услышат
однополчане, потом, убедившись, что никто не услышит ее, что
голос ее заглушает рев орудий, открывших огонь по Дворикам,
дала волю слезам. Жуткий стон и рыдания вырывались из ее
груди, а охрипший голос повторял одно и то же:
– Сы-но-о-чек ты мой... Родне-е-нький мой сыночек...
Кровинушка ты моя-а!..
На КП с нетерпением ждали Думбадзе, а его все не было.
Разное думали: может, под бомбежку попал или в лапы немцев
угодил. А он появился в тот момент, когда орудия прекратили
огонь по Дворикам, а батальон Сухова перешел в атаку.
Прибыл с тревожной вестью, подтвердив сведения Чумаева.
Отряд немцев численностью до батальона выбрался из леса
на дорогу, по которой только что прошел артполк,
движется сюда. Макаров приказал повернуть орудия на сто
восемьдесят градусов, быть готовыми открыть огонь по первой
команде. Кроме того, был создан небольшой подвижной отряд
во главе с командиром полка. Отряд этот, вооруженный
пулеметами, занял позиции на бугре, там же, где и
корректировщики расположились. На КП оставались
Брусничкин и Судоплатов. Начальник штаба запросил у
командиров дивизионов сведения о боеприпасах. Оказалось,
что снарядов осталось совсем ничего, по два выстрела на
орудие, и ожидать скорого подвоза не приходится, поскольку
полк теперь отрезан от своих тылов неожиданно появившимся
отрядом фашистов. Это не на шутку встревожило Брусничкина
и Судоплатова. О появлении в нашем тылу отряда
гитлеровцев сообщили в дивизию и попросили помощи. Тот же
начальник оперативного отдела сказал, что доложит
командованию, и посоветовал связаться с ближайшей
стрелковой частью. Брусничкин приказал попробовать
связаться по телефону с пехотой. И вскоре телефонист
доложил, что на проводе комбат Сухов.
– Сухов, это ты? - обрадованно кричал в трубку
Брусничкин. - Послушай, Сухов, ты откуда говоришь?.. Я
спрашиваю: ты где сейчас находишься? В Двориках? Вот
молодец! Поздравляю. Что? Говоришь, мы славно
поработали? Ну спасибо тебе. Послушай, товарищ Сухов,
теперь ты должен нас выручить. Услуга за услугу. Создалась
тяжелая ситуация: у нас в тылу - немцы. Да нет, пока еще не
пленные. Целый батальон. Откуда? А хрен их знает откуда. Из
леса вышли. А мы все снаряды на твои Дворики
израсходовали. Если немцы нас сомнут, то и тебе не
поздоровится. Помогай, дорогой. Где? Сейчас передаю трубку
начальнику штаба.
– Здорово, комбат, - сказал в телефон Судоплатов - Что
ты можешь выделить? Роту? Давай роту. Карта перед тобой?
Ну вот смотри. Высотку двести пятьдесят три видишь? Так.
Там лесок небольшой. Видишь? Сосредоточивай там роту, и
пусть она ударит немцам во фланг. Ты понял меня? Вот и
хорошо. Поторопи, дорогой, знаю, что устали. Надо.
Понимаешь, это очень важно. Положеньице аховое. Вот-вот.
Не будем мелочиться, зачем делить: твои немцы - наши
немцы. Все они одни - гитлеровские. Ну хорошо, оставим для
твоих немцев несколько снарядов. Будь жив.
Пока происходил этот разговор, Брусничкин вспомнил о
Саше. Где она? Тяжело ей, надо бы как-то утешить