Бородинское поле
Шрифт:
демократия. Находясь у власти, она дискредитирует саму идею
социализма, разбивает в массах его притягательную силу.
– Ты говоришь о социалистах, разных там Миттеранах,
Ненни, а я говорю о коммунистах. Разница есть?
– энергично
возразил генерал.
– Согласен, разница есть. Но и коммунисты, особенно их
лидеры, тоже не везде одинаковы. Есть и такие, с которыми
мы можем договориться и ладить. Нужно, чтоб у руководства
компартий
– Нет, Оскар, я не верю в хороших коммунистов, -
решительно отрезал генерал. - Для меня коммунист хорош,
когда он мертв.
– По-твоему, Майкл, война, никакой альтернативы? -
мягко, но настойчиво возразил Оскар.
– Думаю, что Генри прав:
в войне с русскими мы не победим. Все погибнем. Мир
погибнет.
– Знаешь, отец, - по-петушиному вмешался Бен, - лучше
быть мертвым, чем красным.
– Я уже это слышал от одного сумасшедшего, - походя, не
взглянув на сына, обронил Оскар.
– Ерунда!
– сказал генерал.
– Наша океанская стратегия
создают необходимые предпосылки для победы. Мы укроем
свои ракеты в океане, где они будут недоступны для
контрудара.
– Но русские нанесут ответный ядерный удар по нашим
городам, промышленным объектам, по наземным гарнизонам.
Кто же и что уцелеет? Сотня подводных лодок? - не
соглашался Оскар, но и генерал не хотел уступать и даже
логике и здравому смыслу вопреки все же сказал:
– И они, эта сотня подводных лодок, окажутся в роли
ноева ковчега - начнут новую историю на Земле.
– Не начнут генерал: Земля будет надолго смертельно
опасной для всего живого, - сказал Дэн.
"Все-таки Нина права, - подумал Оскар о Пересе.
– Майкл
безнадежно глуп и прямолинеен, потому опасен. Таких нельзя
допускать к решающим рычагам войны и мира. Слава богу, что
наша международная политика находится в руках такого
мудрого и осторожного дипломата, как Генри Киссинджер. Да и
новый министр обороны, Джеймс Шлессинджер, не сделает
безрассудного шага". Обоих этих деятелей Оскар хорошо знал.
Кадровым военным он не доверял, был о них невысокого
мнения, считал, что им не хватает политической гибкости и
широты мышления. Новый министр обороны - человек в
общем-то штатский, доктор экономических наук, так сказать
теоретик военно-промышленного комплекса, преуспевающий
представитель деловых кругов. В свои сорок лет он уже был
председателем комиссии по атомной энергии, а еще через два
года - директором ЦРУ, где не проработал и года, как
высокий пост министра обороны. Киссинджеру и
Шлессинджеру Оскар Раймон симпатизировал и возлагал на
них надежды. Он считал, что два деятеля, в руках которых
практически находятся главные рычаги администрации США,
едва ли разделяют "океанскую стратегию", в которую так верит
генерал Перес. Сейчас он подумал об иной стратегии, которую
считал в настоящее время самой универсальной и простой. Он
излагал ее уже и прежде в узком кругу друзей и решил сейчас
вновь повторить.
– Русских мы должны победить, но в другой -
идеологической войне. Надо понять, что в настоящее время
идеологическая битва будет решать гамлетовский вопрос:
быть или не быть. В этом отношении преимущества на нашей
стороне. У нас больше опыта, больше возможностей влиять
разлагающе на нашего противника, лишить его главного
оружия - идейной убежденности, нравственного превосходства.
Что ни говорите, а Гальвиц в этой части своей книги был
прав... Я, разумеется, не против стратегии устрашения. Мы
должны быть сильными в военном отношении. Русских нужно
измотать экономически. Пусть тратят больше на вооружение,
пусть затягивают потуже пояс. Их экономика не выдержит
соревнования с нами.
– Я думаю, ты переоцениваешь наши преимущества в
идеологической войне, - сказал конгрессмен, возражая Оскару.
– Наша система имеет столько изъянов, что никакая
пропагандистская завеса не может их скрыть от мировой
общественности, да и от рядовых американцев. Мы много
шумим о нашей демократии, свободе, о правах человека и в то
же время попираем эти права, душим свободу, как за
пределами своей страны, так и у себя дома. Во имя нашей
демократии мы жестоко расправляемся с инакомыслящими,
запросто убиваем своих президентов и борцов за гражданские
права. Вспомните майскую демонстрацию у Капитолия в
семьдесять первом году. За два дня было арестовано десять
тысяч человек по явно политическим мотивам.
– Они нарушали порядок, - нетерпеливо бросил реплику
генерал, но конгрессмен ее игнорировал.
– В СССР столько не было арестовано за все
послевоенные годы. Это факты. Семь миллионов безработных
– это факт, и он не в нашу пользу в идеологической войне. А
наше правосудие! Оно идеально для тех, кто имеет деньги,
положение и еще кое-что. А для бедняков, для расовых